II Погост 1 «Своей судьбе всегда покорный…» Своей судьбе всегда покорный, Я, даже в дни жестоких бед, Не мог в стихах прославить черный, Любимый твой, ― печальный цвет. В часы бессмысленных крушений Моих стремительных надежд, Меня не раз пугали тени И шорох траурных одежд; Я ждал визита черной гостьи, Сгущалась тьма вокруг меня, Во тьме мерцали чьи-то кости Мерцаньем адского огня, ― Но снова музы голос милый Меня из мрака вызывал, Провал зияющей могилы Травою снова зарастал, И, зову нежному подвластный, Я славил вновь сиянье звезд, И светлый день, и вечер ясный, И зеленеющий погост. 1939 2 «Ужели у края могилы…» Ужели у края могилы Познаю в предсмертной тиши Всю немощь растраченной силы, Холодную праздность души? Ужели у самого гроба Расплатою прожитых дней Мне будет унылая злоба На этих живущих людей, На краткое счастье земное, На это, когда-то мое, Веселое и молодое, Чужое теперь, бытие? О, нет! И в последние годы Развею кощунственный страх Пред вечным сияньем природы, Меня обращающей в прах. 1942 3 «Нет, ― никто еще так не любил…» Нет, ― никто еще так не любил, Никому еще так не казалась Жизнерадостна зелень могил, Мимолетна земная усталость. Ты вернулась опять, и опять Засияла звезда у предела. Я не знаю, куда мне девать Это счастье и что мне с ним делать. 1939 Жалость 1 «О, моя стихотворная шалость…» О, моя стихотворная шалость ― Шаловливая легкость пера! Но зачем это терпкая жалость Так настойчива и так остра? О, моя благосклонная сила ― Первобытная к людям любовь! Но зачем голубые чернила Превращаются в черную кровь? Почему я не сплю до рассвета, Почему не пишу по ночам? Или страшное бремя поэта Стало вдруг не по этим плечам? 1940 2 «Все сегодня не то, все иначе…» Все сегодня не то, все иначе. Стал пушистым мой старенький мех. Поняла, наконец, я, что значит Над Парижем порхающий снег. Поняла, наконец, догадалась, Почему я с утра не своя ― Мне дороже любви эта жалость, Неподдельная нежность твоя. 1940 Добыча 1 «Средь скуки холодных приличий…» Средь скуки холодных приличий, Назло благосклонной судьбе, Я жадно мечтал о добыче, Как варвар, мечтал о тебе. Шатер да звериные шкуры, На шкурах с плодами поднос, Сиянье твоих белокурых Тяжелых и длинных волос, Покорно упавших на плечи, Упавших на руки мои; Умолкнут невнятные речи, Ненужные речи твои. Но завтра, кляня эту долю, Кого ты из нас проклянешь? В кого, вырываясь на волю, Вонзишь подвернувшийся нож? 1941 2 «Нам этой ночи было мало…» Нам этой ночи было мало. И с каждым часом все жадней Меня ты снова целовала, Искала жадности моей. Едва на миг во мраке душном Мы забывались полусном, Как вновь, я был твоим послушным И верноподданным рабом. И только утром, на прощанье, Я, как прозревший, в первый раз Увидел синее сиянье Твоих всегда невинных глаз. 1941 3 «Ты мне дана, как Божий дар…» Ты мне дана, как Божий дар, Ты мне дана, как вдохновенье, Как ворожба, как наслажденья Испепеляющий пожар. И я опять легко пою И не ищу в плену объятий, Благословений и проклятий На долю светлую свою. 1941 «Ты пришла к моей избушке…» Стихом размеренным и словом ледяным. Лермонтов Ты пришла к моей избушке, Постучалась у дверей, Увела меня с пирушки, Отняла моих друзей; Простодушный нрав молодки Больше знать мне не дано, ― Поднесла ты вместо водки Иноземное вино. И я выпил это зелье, Осушил стакан до дна, Мне досталась на похмелье Гробовая тишина… Но твое не властно пенье Отогнать земные сны, Голубое дуновенье Расцветающей весны, И средь мрака гробового Не внушает больше страх Заклинающее слово В этих ангельских устах. 1940 |
