«Мы все гости на погосте…» Мы все гости на погосте, Ожидая вечный дом. Посетят нас также гости, Когда в дом мы перейдем. Будут взрослые и дети, Будет нежность оттого, Будет многое на свете, Кроме сердца твоего. 1953 «Опьянеть от солнечного света…» Опьянеть от солнечного света, Обойти прозрачные леса И поверить, что долина эта Лучшая на свете. Чудеса Сами знают, ― просим иль не просим, ― Свой, от Бога, предрешенный срок, Как, пришедших на свиданье, восемь Этих мимолетных строк. 1953 Февраль Сквозь кровь и смерть ордынского пожара, Сквозь дым, чрез муки, пытки и гроба, Нас, уцелевших, провела недаром, Как под уздцы, чудесная судьба. И нам самим неведомая сила С тех пор навек судьбою вручена, ― Недаром смерть нашел в степях Корнилов, Едва покинув гроб Каледина. Над Ледяным и над Степным походом Был тот же ветер. Снежная земля Вела единственным, неповторимым ходом Нас в белые просторы февраля. А он, суровым инеем развеясь, Скрывал следы непрошенных могил. С тех пор февраль наш ― драгоценный месяц. Кто уцелел ― его не позабыл. Вот так всегда своим последним снегом Прикроет все, что замерло давно, А по весне божественным побегом Воскреснет погребенное зерно. Недаром дед мой пел казачьи песни, Недаром верил в Божью благодать, Мой милый внук, казачество воскреснет, Чтоб и другим дать силу воскресать. 1953 Муза Когда я ночью жду ее прихода, Жизнь, кажется, висит на волоске. Анна Ахматова Ты всем поешь, а тем, единым, Находишь разные слова. Ты в солнце превращаешь льдины, Цветет невидимо трава Одним твоим прикосновеньем На миг, на час и навсегда. Твое глухонемое пенье, Как снега горного вода, ― Звеня, идет потоком вечным, Дробя гранит угрюмых скал, И звездный путь ― путь бесконечный ― Тебе Господь на небе дал. И будет ночь. И ты в молчанье Придешь ко мне в последний раз, Оставив где-то на прощанье Почти написанный рассказ. 1953 «Мертвое лежит казачье тело…» «Там, где кровь текла казачья, ―
трава зеленеет». Казачья песня Мертвое лежит казачье тело, Кружится над телом воронье, Но душа еще не улетела, Не явилась в царствие Твое. Где-то здесь еще душа летает, Сорок дней парит степным орлом. Ничего хозяюшка не знает, Прибирает свой казачий дом, Ничего не знают казачата, На дворе играют в копырка [16]. А степной орел летит все выше, Улетает дальше в небосвод… Ты все знаешь, Господи, и слышишь: Не оставь покинутых сирот. 1953 «Очень много света. Затянулось лето…» Очень много света. Затянулось лето. Жизнь моя короче, а стихи твои Все еще пророчат о любви поэта, Все еще мешают мне мой век дожить. Что-нибудь такое, ― детское, простое, ― Всем давным-давно знакомые слова: Небо ― голубое, солнце ― золотое, Глаз твоих веселых зеленей трава. 1953 Элегия («Оно останется, дыхание твое…») Оно останется, дыхание твое, Ты будешь жить еще за гробом, Покуда я живу… Поем О жизни мы с тобою оба. Еще не падает твоя звезда, А нет ее, но свет еще струится, И мне вдвойне не надо опоздать, И мне вдвойне не надо торопиться. 1953 Отдых 1 «Незабываемые дни…» Незабываемые дни Беспечной праздности, покоя, Как ожерелье голубое, Вокруг рассыпались они В таком пленительном пейзаже Лесов, лугов и облаков, Что ничего не надо, даже Других, заветных берегов. 2 «Конечно, только деревенский мир…» Конечно, только деревенский мир Благословит взыскательное небо. Дощатый стол, овечий сыр, Кусок черствеющего хлеба, Стакан вина. Благословенный хмель. Конечно, мир доверчив и прекрасен, Как этот приблудившийся кобель, У ног моих лежащий на террасе. 1954 Элегия («На склоне лет, и памяти, и сил…») На склоне лет, и памяти, и сил, В твоем воображаемом просторе Ты не найдешь покинутых могил Своих родных. На длинном косогоре, Где было кладбище, теперь стоит завод, Огромнокаменный и многотрубный… Но ты все думаешь, мой друг, наоборот: Бунчук, рыдающие бубны И звонкий хор, ― играют кременцы, Как бить врагов, идти на супостата: Идет твой полк, как будто под уздцы Его ведет Матвей Иваныч Платов Последним строем на станичных площадях, Все, как один, на рыжих лошадях. В просторе том, где в юности мечтал Ты о священнейшем союзе Меча и лиры, и не доверял Еще себе, себя доверя музе. Ты одинок. Печальные луга, Дорога ― от ухаба до ухаба. И вместо музы ― злющая Яга, Переселенческая баба. 1954 вернуться Копырок ― так называли игру в «чижика». |