Полустанок На каком-то полустанке Ни часов, ни расписаний, Удивительно бесшумно Пролетают поезда. Сновиденческое место Предназначенных свиданий, Всех, кого сюда приводит Путеводная звезда. Может длиться ожиданье Очень долго. На мгновенье Остановится курьерский, Содрогаясь, весь в пару. Снег да ветер! Расставанье, После долгих лет разлуки, Европейских променадов, Вновь в снегах и на ветру. ― На Кавказ! ― Стокгольм! ― На Вислу! Ты опять на Монпарнассе? Сумасшедший поезд свистнул И умчался восвояси. 1959 В кафе Что лучше может быть пустынного кафе Под вечер на окраине Парижа. Париж лежит на голубой софе И ничего не видит и не слышит Направо от меня. И я гляжу в окно: Его тысячелетний профиль Увидеть всем уже пора давно Отсюда. Ром, крепчайший кофе Ему под стать, да и тебе под стать, Стареющий пришелец без возврата; Вот только б вспомнить, записать, Что снилось мне на родине когда-то. И на углу трактирного стола Пишу, что дома не писалось, Что ты жива, не умерла, Как мне случайно показалось. 1959 Каникулы 1 «Мне тайный голос говорил…» Мне тайный голос говорил: «Не убивай ― беда случится!» И руку мне остановил Пред к смерти обреченной птицей. Но мой парижский карабин Был этим очень недоволен: «Ты мне уже не господин, Ты надо мной теперь не волен». И вспыхнул спор со всех сторон. О, неуемная природа! И к дубу я прибил картон С изображением урода. Мой карабин, пора: стрельба! Мы всаживали пулю в пулю. Железный друг, твоя судьба Вся расстрелялася в июле. И дуб все пули принимал И только шелестел над нами О том, что кончен наш привал, Тысячелетними ветвями. 2 «Господи, сколько счастливых…» Господи, сколько счастливых И одиноких людей. Опадают созревшие сливы Во французской деревне моей. И соседка ― из прошлого века ― Все твердит о своей красоте, Все летает на крыльях калека На невидимой нам высоте. 3
«Опять приют знакомых мест…» Опять приют знакомых мест. Иду заросшею тропою. И юный дождь, и старый лес Шумят о жизни надо мною. Зайду под дуб, и нет дождя. Ах, эти капли дождевые, Шуршащие, поющие, живые, Победные над ветхостью плаща. 1960 «Как будто бы, я в Петербурге…» Как будто бы, я в Петербурге. На службу опять не пойду. Сижу на скамье в Люксембурге, В древнейшем парижском саду. И хор, исключительно птичий, Поет, не уставая: У нас Катерина Медичи, У вас Катерина другая. 1960 Осенний день Осенний день в окрестностях Парижа. Газон. В окне необычайный свет, Который окончательно пронижет Тебя, спустя еще немного лет. И ничего не трогать и не двигать Решаешь ты, мой книжник-чудодей, И прошлое, как адресная книга, Уже несуществующих людей. 1960 Лазарет 1 «Уезжаю сегодня в карете…» Уезжаю сегодня в карете ― Ненадолго, на несколько дней. Это Лазарь в моем лазарете Запрягает в карету коней. Запрягает, потом распрягает: Запретил чужестранствия врач. Кони знают, а Лазарь не знает, Что такое беспомощный плач. 2 «Как хорошо: я должен покидать…» Как хорошо: я должен покидать Свою тюрьму, свою больницу. Мне жаль уже свою кровать И одиночную темницу, Где, за решетчатым окном, Стоит такой же скучный дом. Нельзя все время есть да спать, Не волноваться, не стремиться. Куда? Не знаю. Но опять, Когда припадок повторится, Вернусь я с нежностью сюда Уже надолго ― навсегда! Господи, сколько калек Здесь остается навек. 3 «Я еще не меняюсь в лице…» ― Вы были в Африке? ― Я служил в Легионе! Из парижских разговоров Я еще не меняюсь в лице, Но теряю последние силы: Это редкая муха Цеце В легионе меня укусила. Это значит: приходит пора С концом примириться железней. Удивляются все доктора Неизлечимой болезни. Это значит: не спать, а дремать, Не прося у людей состраданья. Кто смерть? Ах, покойная мать Вызывает меня на свиданье. |