Сбитый мотоциклист Вот он, только что – жив и здоров. Может, пункт номер два и не точен… По асфальту размазана кровь. Ощущение, честно, – не очень. Ситуация – «до» и «теперь». Между ними секунда вместилась. Перед кем-то захлопнулась дверь, А быть может, кто знает, – открылась… За меня давали двоих небитых За меня давали двоих небитых. Кто давал и кому – пустое. И неважно, на сколько и с кем мы квиты И чего равновесье стоит. Не бывает обменов вполне равнозначных: Ни отдать и ни взять целиком не сможешь. Никакое пособие или задачник Не научит – и всё же, всё же… Неудачи, проблемы не позабыты. То, что было с нами, – отнюдь не пустое. На пороге стояли двое небитых — Пусть же будут удачливей эти двое. Не помню первого из близких Не помню первого из близких Людей, ушедших навсегда, — Кого-то помню без труда В моём, теперь не малом, списке. Кто завтра в нём отыщет место? Расписан график по часам… Но лишь одна строка известна — Она последняя – я сам. Вадим БАРАШКОВ Когда я стоял на сухом перевале Когда я стоял на сухом перевале, Рассыпалась туча на тысячи брызг, Мгновенно ручьёв засверкали спирали И хохотом звонким обрушились вниз. Расправили плечи седые бурьяны, Пожухлый кустарник воспрянул листвой, И ожили разом лесные поляны, Вбирая в себя земляничный настой. Блестела скала обновлённым базальтом, В лощине туман поднимал паруса. Я видел, с каким небывалым азартом Пыталась на радугу сесть стрекоза. С рассветом С рассветом Густая тайга побелела. И даже по дому Тоска отлегла. Последняя ночь На костре догорела, А с нею И осень сгорела дотла. По-новому слышатся Шорохи, звуки. Я с ветки сдуваю Серебряный сон. Ничто не забыто — В тяжёлые вьюки Уложен, Увязан весь летний сезон. В весеннем лесу Весенний лес. Какой в душе подъём! Мне ёлка тянет дружескую лапу, И сам я перед первым муравьём В приветствии приподнимаю шляпу. Привет тебе, лесной рабочий класс, Чуть пообсохло – ты уже в заботах. И тянется тропинка, как рассказ, Сюжет меняя с каждым поворотом. Там – первый лист, А здесь в тени сугроб Остекленел, совсем уже не дышит. Трескуче дятел сыплет сверху дробь, И ручеёк деревьям корни лижет. И облака по небу не спеша Идут весенней поступью привычной. Спасибо, что не старится душа, Что ей пока ничто не безразлично! От ягод и яблок
От ягод и яблок Сады тяжелеют, Гремят по-июльски Ночами грома. Кончается август, Рябины алеют, Посыпался дождь Золотой в закрома. В отлёт собираются Стаями птицы, Вчера незаметно Исчезли стрижи. И лета осталось На две-три страницы, А осень — Хоть целую книгу пиши! Привяли в букете Моём незабудки, К рассвету Головки пригнули слегка. Как быстро промчались Последние сутки! А это ведь Целая жизнь мотылька… Как в городе лето Как в городе лето Проходит нелепо, Надеюсь на что-то, Хотя бы в конце… Не вижу большого Глубокого неба, Не чувствую звёзд У себя на лице. Неужто не плыть мне Таёжной рекою, Верёвкою сшив Две упавших сосны, Отдавшись теченью, Речному покою, Вдыхая сырые Таёжные сны. Неужто за мшистой Стеною зимовья Не слушать шипенья, Шептанья шуги, Не видеть пушистые Белые хлопья На вечнозелёных Шинелях тайги. У берёз пожелтели виски У берёз пожелтели виски, На траве седина проступает — Это осень неслышно ступает: Гаснут клумбы, летят лепестки. И хотя ещё птичья капелла Оглашает поля и луга, На окно моё бабочка села И подняться уже не смогла. Зимняя степь Здесь небо широко и глубоко. Подкрашенный вечерним освещеньем Архипелаг высоких облаков Воздушным омывается теченьем. Как степь не полюбить за широту, За бесконечность русского простора! Я оставляю за верстой версту, Не встретив ни куста, ни косогора. Невольно начинаю мыслить вслух, И рад зиме, и рад дороге дальней, Я чувствую такую изначальность, Что от неё захватывает дух! |
