Двадцатый век Словно Вий не подымет век, А подымет – так хрена с перцем! Притаился двадцатый век Во шкафу за стеклянной дверцей… Там на полках стоит рядком То, что пело, рыдало, выло… Обернулось потом грехом, Злое зелье вгоняло в жилу! Это кладбище или жись — Переплёты знакомых книжиц? Отвяжись, мой век, отвяжись! От залётов твоих не выжить… А была ли там благодать? Да, была и отнюдь не с краю… Стану строфы перебирать — Будто снова брожу по раю… Так каким ты, Двадцатый, был? Что содеяли человеки? Притаился, глотаешь пыль, Приспустил свои шторы-веки… Ну а Божий нагрянет Суд, Так, восстав от земли и тлена, Твои пасынки вознесут Эти строфы, склонив колена… Воздух морозный, тёплые руки Воздух морозный, тёплые руки, Запах вокзала, запах разлуки. Дымом потянет, звуком нерезким, И побегут за окном перелески, И поплывут вперестук без устанки Гати, болота и полустанки… И полетят деревеньки косые, И под откос понесётся Россия, И зазнобит в тамбурочке продутом От разговора, который под утро. Снег за окном пролетает лавиной, Кладбище… церковь… пока еще мимо. Все мы куда-то катим до срока, Всем во спасенье дается дорога. Нам светит солнышко осеннее Нам светит солнышко осеннее И причитают журавли, И наше счастие-спасение В такой дали, в такой дали! И на поля на наши грустные Такую хмарь наволокло… А что, уж разве мы не русские, Как там хотелось бы давно! А что, уж разве мы без совести, Без глаз уже и без сердец, И у сей печальной повести — Навек прописанный конец? И нам судьбу переиначивать Уж не достанет боле сил? Мы долю выбрали собачую… Собачью, Господи, спаси! Живём, покуда не покаялись, И ждём спасения извне, Организуя апокалипсис В отдельно проданной стране… Отцвела черёмуха, и рябина Отцвела черёмуха, и рябина Горькой красной ягодой налилась. Как ждала она, ждала, как любила… А потом, голубушка, сорвалась… А потом поехало и помчало, Понесло под горушку так и сяк… Дважды замуж сбегала… заскучала… Даже вены резала второпях. Ну а ты-то, миленький, всё ли помнишь? Верно, плохо молишься за неё! Не пропала-сгинула – это подвиг. Как бы там ни каркало вороньё! Подняла сынка она в одиночку. Ни отца, ни отчима… Тут – Чечня… На двадцатом мальчики на годочке… А невеста-школьница вновь ничья… Отцвела черёмуха, и рябина Сыплет горькой ягодой с сентября. Всё про всё отплакала, отлюбила, Отмолила Господа за тебя… Деревни
Деревни, деревни, деревни, деревни… Деревья, деревья, деревья, деревья… А вот и погост, и река под обрывом, И боль вековечная стынет нарывом… Изба заколочена, поле не сжато, И воткнута в грядку навечно лопата… И лес обступил, в нём балуют тетёрки, А он – в довоенной своей гимнастёрке Под пыльным стеклом, возле самого Спаса… А прах погребён на углу Фридрих-штрассе… Европу спасавший, ты видишь ли, как Деревню твою оккупирует враг?.. Где пели веками светло и беспечно, Последний сверчок заморился за печкой… Последняя мышка ушла из подвала, И ласточка больше гнезда не свивала… Деревни, деревни, деревни, деревни, Сомкнулись над вами деревья, деревья… И Русь зарастает быльем, как когда-то В эпоху татарщины и каганата… Но слово пребудет стоять нерушимо, Его не задушат полынь и крушина, И длится незримая эта работа — Святые в окладах, святые на фото… В избе заколоченной, в рухнувшем храме… Меж ними и нами, меж ними и нами… Виктор ГУМЕНЮК Зачем тебе Египет? В лесу сугробы намело, И снег на ёлки тихо сыпет. Куда ни глянь, белым-бело. Скажи, зачем тебе Египет? В снегу костёр трещит искрой. Стакан налит. И быстро выпит. Под елью рюкзаки горой… Зима пришла! А ты – в Египет! Мой друг уехал на Ямайку Мой друг уехал на Ямайку. С морскою пеной в волосах Он ходит там в короткой майке И в модных шёлковых трусах. А я не еду на Ямайку. На лыжах, с палками в руках, В потёртой старенькой фуфайке Брожу в заснеженных лесах. Я – отрок северной природы, Я грею пятки у огня. Черноволосые народы Пусть обойдутся без меня! |
