Замкнулся круг событий в декабре Замкнулся круг событий в декабре. Себе спокойной мудрости желаю. Последние листы в календаре В раздумье о былом перелистаю. А круг огромен — уместились в нём Открытья, откровенья и потери. Я подведу итог метельным днём, Когда сквозняк ночной подует в двери. Раскалывалось время пополам, Дорога превращалась в груды хлама… И разрушался выстроенный храм, Что строила я долго и упрямо. Домой поэту ехать было скучно
Домой поэту ехать было скучно — Затронут был какой-то важный нерв. В предчувствии: жена затеет взбучку. В метро поэт достал блокнот и ручку И за минуту сочинил «шедевр». Он в лирике своей ходил по кругу: Писать о новой страсти? Не вопрос! О том не знала новая подруга… Ехидничала мартовская вьюга И предрекала бурю летних гроз. Лето на пляжной сумке Зимой на пляжной сумке «с абрикосами» Я солнечное лето разыщу, Оранжевыми красками раскосыми Балую любопытных глаз прищур. На лицах у прохожих изумление: Лучится лето, мимо мельтеша… А я шагаю сквозь толпы движение С любимой пляжной сумкой, не спеша. Аксессуар с погодою не вяжется И с курткой тёплой явно не в ладу… Мне кто-то улыбнётся – и покажется, Что счастье улыбнулось на ходу. Не мучайся нелёгкими вопросами, Ворчать на небеса не торопись!.. Зимой на пляжной сумке «с абрикосами» Мелькает лета солнечная высь. Андрей ГОРДИКОВ Тридцать лебедей Сегодня тридцать лебедей Над пасекою пролетели. Вблизи безжизненно желтели Луга над пасекой моей, И у соснового леска Приткнулись две железных будки, А сосны спали до побудки Прикосновеньем ветерка. Я помню: тридцать лет назад, Весною северного края, У полыньи лебяжья стая На льду устроила парад. Там после трудного пути Она так радостно шумела: Мол, вот и долететь сумела, И воду чистую найти! Прицелился я с кручи вниз В ближайшего. Стоял он боком… Мой выстрел грянул одиноко, И птицы с криком сорвались. (Лишь выстрел вспыхнет горячо, Смертельный или неудачный, Он в тот же миг даёт отдачу — Отдачу в сердце и в плечо!) А нынче в ровных взмахах крыл Спокойно лебеди проплыли. Быть может, это внуки были Того, кого я не убил. А, может, – это тридцать лет, Как лебеди, собравшись в стаю, Неотвратимо улетают Голодной юности вослед. Мои спасатели Годами пропаганда дребезжала, Но от словесной пакостной трухи Меня спасали песни Окуджавы И Галича горючие стихи. Казалось, что не сможет сохраниться В народе совесть: сникла, чуть дыша… Но Гоголь, Достоевский, Солженицын Напоминали: есть у нас душа! И в горькие часы утрат последних, Когда тоска просилась на покой, Я отвечал: «Прошу простить, миледи!.. Сюда нельзя – здесь Пушкин и Толстой!» В деревне Как хорошо, что есть свеча и печка В моей непритязательной избе. Алей свернулся бархатным колечком И, чуть дыша, спокойно спит себе. Мы с ним лису сегодня погоняли, Сперва дуплетом отпугнув волков, А на снегу и в книжке записали Порядочную толику стихов. Леса заиндевелые уснули, И редкий, осторожный снег пошёл. А за окном заснеженные ульи Таят неугомонный шорох пчёл. На койке ждёт двойное одеяло Вдали – политика, карьеры, куражи… Покой и лад – так много и так мало — Нужны нам, чтобы зиму пережить. Татьяна ГРАЧЁВА И задумал кто-то голос мой И задумал кто-то голос мой, Чтоб манил нездешнею тоскою, Чтобы вился нитью золотой И окутал сетью золотою. И задумал кто-то в мир явить Эти руки, негой налитые, Чтобы в них волной волос пролить Золотые нити, золотые. И задумал кто-то получить, Майский день, когда сольются вместе Золотые пряди и лучи, Чтоб светить в ладонь мою и в песни. И прольётся светлая тоска, Заискрится ливнем вдохновенья, Для любви бессмертие соткав Золотыми нитями мгновений. Мой милый шут, зачем ты так обидчив? Мой милый шут, зачем ты так обидчив? Не нужно женщин принимать всерьёз: Они печальны, если ты улыбчив, И веселы, твоих дождавшись слёз. Мой милый шут, и я не исключенье. Твоя обида – это мой успех. И мне давно знакомо развлеченье Терзать того, кто дорог больше всех. Мой милый шут, напрасно не пытайся Переменить законы бытия. Мой милый шут, почаще улыбайся! Тебе наградой будет грусть моя… |
