Берёзы на передовой Глаза комбата застилают слёзы От чувства незаглаженной вины За то, что на передовой берёзы С ним разделяют тяготы войны. Вспотевший лоб, как над задачкой, морща, Ракетой в небо чёрное паля, Он твёрдо знал – берёзовая роща Обителью была для соловья. Ничто для мины на земле не свято, Подумал он, дурную мысль гоня, Берёзки здесь, как сёстры медсанбата, Почти у самой линии огня. И у бойцов опять теплеют лица, Меняют облик грубые черты, Когда лоскут «берёзового ситца» Они им рвут на свежие бинты. Бинты на раны наложив с любовью, От пуль закрыть готовые уже, И, истекая соком, словно кровью, Стоят, как на последнем рубеже. Целуйте руки матерей В рассвете юности своей, Мальчишки, мудрые мужчины, Целуйте руки матерей В прожилках синих и морщинах. И не стесняйтесь целовать Ладони, пальчики, запястья. Что возле вас хлопочет мать — Неописуемое счастье. Но разве дело за борщом Домашним, к завтраку – в оладьях… Кто так на свете вас ещё По голове седой погладит? Себя так строго не суди За эту под глазами слякоть, Но нам на чьей ещё груди, Как в детстве, жалобно поплакать? Вы на глазах родных детей Неловко, трепетно, солидно Целуйте руки матерей, А им за вас не будет стыдно. Николай ЗАЗУЛИН Для них я – близкий и земляк Для них я – близкий и земляк. Здесь помнят всё о жизни нашей. И только издали ветряк Руками мне уже не машет. Иду я полем вдоль межи, А мне колосья бьют поклоны. И мысли, быстрые стрижи, Летят, прошедшее затронув. И вдруг тоски скользнула боль: Не я ваш сеятель-хранитель, Кто познавал здесь пота соль, Я – созерцающий любитель, От вас сбежавший сельский житель. Живу в далёкой стороне, Не скоро снова я приеду. Не мне вы кланяйтесь, не мне, Вы низко поклонитесь деду: Он вас и сеял, и растил, Ухаживая по-отцовски. Я вас случайно посетил — Пришёл, ушёл, как гость московский. Сестре Ты помнишь, мама говорила: Не всё, что светится, – светило. Не всё, что яркое, – цветок. А ты сидишь, меня смущаясь, Румянец щёк в зарю сгущая И руки пряча под платок. Родная, мне ли не знакома Простая огрубелость рук? И что-то повернулось комом И к горлу подкатилось вдруг. Ужель нам гордость не пристала? И соль потов не дорога? Ведь ты лучи в снопы вязала И солнце ставила в стога. Кто назвал тебя чёрным, хлеб?
Кто назвал тебя чёрным, хлеб? Был умом недалёк он и слеп. Если колос был твой налитым, Называли его золотым. И во все времена неизменно Чтили кроху твою священной. Кто назвал тебя чёрным, хлеб? Был умом недалёк он и слеп. Может, пахарь, открывший ладони, Золотых не заметил мозолей? Может, слово такое, как жито, В промежутках времён позабыто? Кто назвал тебя чёрным, хлеб? Был умом недалёк он и слеп. Разве поле под рожью – не поле? Разве колос зерном не окреп? Так доколе же будут, доколе Называть тебя чёрным, хлеб? Кто назвал тебя чёрным, хлеб? Был умом недалёк он и слеп. …Подвела подгоревшая корка — За тебя мне и больно, и горько. За себя я стыжусь виновато: Всё святое для каждого свято. Олег ЗОРИН Вечные ценности На Руси Древней сердцем города Был стоящий на взгорке кром [4], Защищавший мечом от ворога Всё то, ради чего живём — Свою землю, могилы родичей, Звонкий смех во дворах – детей, Отчий дом и богатство родины — Не умеющих лгать людей, Что, садясь за столы дубовые Всем народом, чтоб править пир, Откушали, являя мир… Мчится время в карете вечности, Поднимая былья туман, Над которым Дорогу млечную Выткал по небу не обман, А из чаши той – гордых россичей Звёзды веры, любви, добра, Зажигая их чистой россыпью Свет безгрешного серебра. Поле Зацвело гречихи поле У излучины реки, Ой ты доля, ой ты доля — Лебеда да васильки. Под серебряной ракитой Цвета неба огоньки, На холсте, из будней сшитом, Жизни ночи и деньки, Где от слова мало проку, Где отрадней людям сны, Нет в Отечестве пророков, Только блудные сыны. вернутьсябратина (старосл.) – чаша, из которой все присутствующие на пиру поочерёдно отпивали в знак добрых намерений. |
