Нина АГАФОНОВА Металась я под белым небом Металась я под белым небом, По белым выцветшим полям: «Едины мы водой и хлебом, Любовью к нашим нищим дням! Кто оковал во льды протоки, Живые пашни умертвил? Кто изменил пути и сроки Для восхождения светил? Сердца без пламени оставил, Без света души, а слова За непокорность обезглавил? Всё – бездыханная молва. Ты, жизнь, как мёрзлая равнина, Покрыта белой пеленой, На сотни вёрст неодолимо Безмолвье, вставшее стеной. В каких владеньях, сёлах, избах Не спят и молят до зари О погибающих отчизнах: Надежде, Вере и Любви? Кто слышит голос мой, ответит На крик из белой тишины?» И только ветер, только ветер Во все четыре стороны. Но час настал, и я спокойна, Как необъятная земля, И хлебом новым и привольным Воскресли чистые поля. «Всё возвратилось, прояснилось, И не чужим был голос твой!» — Земля мне пела, и светилась Она, как солнце надо мной. Из мук и боли вырастает воля Из мук и боли вырастает воля В бессильном плаче гибнущей души. Всевидящей судьбой слепая доля Вдруг станет, голос выковав в тиши. И голос этот – он не только песня, Он и набатный колокол сердец, Охваченных отчаяньем возмездья, Над ним не в силах властвовать певец. Нет сил сопротивляться… День затих Нет сил сопротивляться… День затих. Пал лист на стол – упрёк смолёной ночке. Неспешный, немудрёный, долгий стих Его смирял, заковывая в строчки. Окно являло мир, но мир был нем И, как фольга, сверкал-переливался… И только дождь полуночный посмел Перебивать картавый говор станса. Имена Есть имена с таинственным звучаньем, И ты гадаешь: чем твой дух смущён? Каким-то странным веет обещаньем От этих неразгаданных имён. Томится сердце, снова слышать хочет Манящий, незнакомый ране звук. Как будто жизнь иную он пророчит, И предвкушеньем сдержан твой испуг… Мария АМФИЛОХИЕВА
Стремленья формируют мир Стремленья формируют мир. На тоненьких переплетеньях Из нитей сложится пунктир Желаний, вышитых затейно. И где-то на краю земли Вдруг отзовётся трепетаньем Давно забытая в пыли Дорога, и с рассветом ранним По ней до моря конь промчит, И сквозь густой покров тумана На стройный звук его копыт Ответит голос капитана. И всё возможно оттого, Что наконец решился кто-то На зов желанья моего Ответить точною работой. И остаётся только шаг — Ступить на борт надежды зыбкой. Я вышиваю синий флаг С большою золотою рыбкой. Жемчуг, почерневший от болезни Жемчуг, почерневший от болезни, Брезжит грустным серым перламутром, Изменив морской солёной бездне Ради слов, отчаянных и мудрых. Мелкий, как песок в пустыне лютой, Скорбный, как безвестная могила. В золото оправы как ни кутай — Блещет безотрадно и уныло. Не нижи на нитку злые чётки — Сгустки недотрог-воспоминаний, Брось, пока расплывчаты, нечётки, В ящик для несбывшихся желаний. Клубясь, слова шипят, свиваются кольцом Клубясь, слова шипят, свиваются кольцом, Яд мудрости в себе таит любое слово. Сумей заворожить, не поступясь лицом, — Безумное моё искусство змеелова. На флейте заиграв, рождаю чёткий ритм, С размаху им слова, как сетью, накрываю. Почти из ничего узоры форм творим, Чтоб в них забился смысл, не выползая с краю. Другой бы вырвал зуб – я сохраняю яд: Лишь в нём одном живёт возможность исцеленья. Но доза по плечу не каждому подряд, Когда придёт черёд остановить мгновенье. На вкус попробуй смерть. В ней – жизнь. А мой удел — Зажать зубами хвост, подобьем ороборо. Но в чёрных небесах начертит чей-то мел Пунктиром звёздных жал моё созвездье скоро. Клубясь, слова шипят, свиваются кольцом Из мелких случайных минут, Из жестов, нечаянных вовсе, Сшиваю надежду одну, Похожую цветом на осень. Из пёстрой тщеты лоскутков, Из мелко нарезанных ситцев, Как будто из прожитых снов, Ковёр мой сумеет сложиться. Пусть пальцы и чувства давно Исколоты тонкой иголкой, Но взгляды пленяет панно И лечит сердца втихомолку. |
