Виктор ТИХОМИРОВ-ТИХВИНСКИЙ Дом заколочен Дом заколочен. В доме нет людей, И мухой солнце в паутине бьётся. Что говорить – ведь по России всей Таких домов немало наберётся. Куда ушли, какой нашли приют Те люди, что здесь век свой коротали?.. Дома стоят… Стоят дома! Поют! Как будто бы с людьми ушли печали. Мать не пишет мне из Ленинграда Мать не пишет мне из Ленинграда В Петербург холодный и сырой. А сама любой записке рада, Рада мама весточке любой. Дерева стоят, как на параде, На ветру листвой сырой звеня, — Мама, мама, как там в Ленинграде Век свой доживаешь без меня? Там луна – небесная телега — В вечность-бесконечность впряжена! Петербург-старик встаёт из снега. Ленинград – из памяти. Из сна! Тихий дождь Серый день. Туман вдали закрывает дали. Осень. В небе журавли запятыми стали. Тихий дождь – как чей-то плач за окошком, вроде… Надевает мама плащ, на крыльцо выходит. Оглядится – ни души: не зовут, не плачут. Капли, медные гроши, прочь по лужам скачут. Скачут так, что не догнать, скачут за ворота. На крыльце присела мать, будто ждёт кого-то. Григорий ТКАЧ На ощупь Не беспокойся – со мной всё в порядке, Я буду читать твои письма на ощупь. Сложнее теперь мне бежать без оглядки, Но я полон сил, и тверда моя поступь. Со мной всё в порядке – мне стало лишь проще, Я вижу всё то, что не виделось прежде, И мне безразлично, что рвётся, где тоньше. Мне чужды встречающие по одежде. Был прав тот однажды ослепший художник, Что зренью отсутствие глаз – не помеха. Смеясь, говорил, что я зрячий заложник Своих заблуждений, и плакал от смеха. Светясь, уходил он, теряясь во мраке, Желая найти в нём живые сюжеты. Ему ли не знать было нашей изнанки — Он видел всё то, что скрывалось от света. Я буду читать твои письма на ощупь И видеть, как тушь проливалась на щёки, Блестели глаза и не думали сохнуть Слезинки, смывая чернильные строки. Не беспокойся – со мной всё в порядке, Ослепнуть – лишь значит – услышать молчащих. Пускай мне сложнее бежать без оглядки, Но вижу я лучше любого из зрячих! Мысли обретают очертанья
Мысли обретают очертанья В завитках написанной строки И меняют место обитанья С хаоса на белые листки. Клинопись случайных сочетаний Неказисто вылившихся слов В результате внутренних скитаний Дарит восхитительный улов. Словно прожилки в мраморе Словно прожилки в мраморе, Тени на белом снегу. Птицы сбежали за море, Я же взлететь не могу. Тая в промозглой мерзости, С солнца последним лучиком Я пропадаю без вести, Став для него попутчиком. Маргарита ТОКАЖЕВСКАЯ Гончарный круг. Идея волшебства Гончарный круг. Идея волшебства. Бег иноходца, вера иноверца. Сюжет невоплощённого родства — Горячность слов, опустошённость сердца. Движенье зим и лежебока-юг. Бредовый сон. Таблетка аспирина. Стихи в метро – мельканье закорюк. Гончарный круг. Податливая глина. И ко всему – причина забытья, Когда улыбки сходят, словно пятна. Искусство жизни – это быт и я, Отдельно или вместе – непонятно. Вода и сосны. Берега отвесны Вода и сосны. Берега отвесны. Названья чувств известны, неизвестны Названья трав, жуков и мотыльков. Кузнечик пел, пропел и был таков: Стремительный полёт его так лёгок, Что, как бы ни был ты жесток и ловок, Кузнечика избавить нелегко От неба, что светло и высоко. На синем небе вспыхивали звёзды На синем небе вспыхивали звёзды, Душа гляделась в прошлое, слеза Скатилась так нечаянно и просто, Как будто брызнул звёздный свет в глаза. И стало тихо. Тишью одиночья Луны недорисованный овал Неслышно пробирался в замок ночи, И кто-то сверху строки диктовал. Слезинкой одиночество прольётся Слезинкой одиночество прольётся, И вздрогнет тишина тревожной ночи, И птица где-то там, вдали, взовьётся, И станет жизнь на взмах крыла короче. Торопливое чувство обиды Торопливое чувство обиды, Терпеливое чувство вины, Незнакомые сельские виды Из окна электрички видны. Перегоны, названия станций, Суета посетителей дач, Может, сразу не выдержать, сдаться И сойти на перрон неудач… Или в этой обшарпанной, шумной Электричке уехать туда, Где сияет дорожкою лунной Пережившая вечность вода… |
