Надежда ЮДИНА На Пискарёвском кладбище Не холмики – высокие поля… Юрий Шестаков Не холмики – высокие поля. Блокадный год на плоской грани камня. Как говорится, пухом вам земля, А в наших душах не померкнет память. Блеснут росинки – или капли слёз? В молчанье скорбном тополя и клёны. И ветви зеленеющих берёз Склонились в сострадательном поклоне. Бушует пламя вечного огня, А рядом с ним не умолкают птицы И, голосами детскими звеня, Жизнь открывает новые страницы! Запустение Здесь ни тропинки, ни дороги В густом снегу. Увязли брошенные дроги На берегу. Вот по заснеженной долине Бредут дубки — Лежит село, как на картине: Изгиб реки… Но смотрят пасмурно глазницы Пустых окон. Разорены в углах божницы — Приют икон. Ворвался ветер пьяным гостем В пролом окна. И над селом, как над погостом, Взошла луна… Небесная одиссея Заблудился я в небе, что делать? Осип Мандельштам Заблудилась в небе – что мне делать? Облачко зелёное обняв, Я лечу, лечу в созвездье Девы И не понимаю: сон иль явь. В звёздных звуках музыки и звона Рёв Медведиц справа от меня. Там Пегас на фоне Ориона Сыплет искры светлого огня. Умоляю облачко: «Послушай! Подлетим, я искру подхвачу! Это же такой счастливый случай — Я поэму написать хочу!» «Много хочешь, – облачко сказало, — Это же тебе не горсть монист…» Просыпаюсь, стиснув одеяло. На столе – бумаги чистый лист… Ольга ЯКУШЕВА Двое перед боем Поцеловал нательный крест: Нельзя без веры — как иначе? Не выдаст Бог — свинья не съест, Всё остальное – от удачи. Его приятель не таков — Не носит крест, не верит в Бога. Их породнил один окоп — Войны нелёгкая дорога. Пока – хранимые судьбой, Но рядом – смерть идёт по следу. Для них не первый этот бой, Не оказался бы последним… …Снаряды – в рёв, а пули – в свист. И, зубы стиснувши до боли, Закоренелый атеист Перекрестился перед боем. Нора ЯВОРСКАЯ
Завоёванный город Долго длилась осада. Таран твердолобый Бил по медным воротам, как будто по нервам. Наконец-то! Горя нетерпеньем и злобой, Предводитель в пролом устремляется первым. Следом – войско, волною рычащей и плотной, А из глоток – «Победа! Победа!» гортанно… Шлем сорвать с головы, раскалённый и потный, И – на башню дворца побеждённого хана. Вот он – город: покорный лежит, молчаливый, Как секирой, ликующей ратью распорот… Но, вздохнув, прошептал победитель счастливый: «Что мне делать с тобой, завоёванный город?» Нет, не кинется вождь на сокровища храма, Не взалкает рабы, полумёртвой от страха. Что ему сундуки драгоценного хлама, Что любовь, для которой и ложе – как плаха, Если путь веселей неподвижности сытой, Если женщины есть, и свободны и страстны, Если есть на земле упоение битвой, Если есть города, что ему неподвластны?!. Почему вспоминаешься, древность седая? Как Сатурн от Земли, от меня далека ты. Я в другую эпоху смеюсь и страдаю, Лёгкий ветер нейлона ношу, а не латы. Я иду по асфальту, и шаг мой спокоен. Только нет, вы в спокойствие это не верьте: Он живёт во мне – дерзкий обветренный воин, Он, как зло и добро, обречён на бессмертье. Приглядитесь получше: вот к цели заветной Я стремлюсь, обдирая колени и душу, И смотрю на вершину в тоске безответной, Точно тонущий в море – на дальнюю сушу. Наконец-то – победа моя и спасенье! О, вдыхай же вершины живительный холод! Но шепчу я растерянно, в тайном томленье: «Что мне делать с тобой, завоёванный город?!» Медовый месяц Украли месяц наш медовый. А кто украл? Зачем украл? А может, он такой бедовый, Что сам из наших рук удрал?! Замешкались, не углядели, Всё рассуждали: погодим, Мы – занятые, мы – при деле, Мы после этот мёд съедим. И вот он, месяц наш, на небе Янтарным парусом плывёт, — На голубом небесном хлебе Чистейший мёд, чистейший мёд. Распятой шкурой зверя исполина Распятой шкурой зверя исполина На севере лежит моя равнина. И долго, долго надобно шагать По торфяным болотам, через гать, Чащобами, где залежалась тьма, Пока дойдёшь, усталый, до холма. Их здесь нечасто встретишь, потому Я поклоняюсь каждому холму. |
