Не люблю я самолёты Не люблю я самолёты, Ненавижу поезда И на дальние широты Не уеду никогда. Рюкзачок, как косметичка, Мал, но доверху набит. Рано утром электричка Прямо в лес меня умчит. С рюкзаком, как с аквалангом, Я нырну в зелёный рай. Мне исполнит птичье танго Скал и сосен милый край. Александр ГУЩИН Сердце Родины В озёрах сердце Родины застыло, Под тяжестью снегов погребено… Всё русское, что было сердцу мило, Застыло здесь, и время истекло. Лишь эхом вьётся призрачная песня Над мёртвой стынью, дальней и слепой, Про степь, про путь, про тех, кто спит не вместе, Про ворона и дикий волчий вой. Забыты песни, слов не помнят боле: Здесь мёртвые страдают за живых. Живые спят. Сугробы стынут в поле, Под волчий вой метель кружит меж них. Сольюсь с метелью в этом танце странном, И сердце Родины откроется, что клад: Нет ничего прекраснее обманов И ничего счастливее утрат. У печки, за тлеющими дровами У печки, за тлеющими дровами, Про вьюгу там, за стеклом, – забыли. На небе России, объятой снами, Всё кружится облако снежной пыли. А стёкла мороз, исчеркав, читает, А вьюга мечется, плачет, стонет, У печки тепло, от неё не тает Путь жизни – дорога в моей ладони. Попробуй Проходит всё. Жизнь не всегда права. От Родины остались лишь преданья. Бессмысленные, жалкие слова, Пустые, безнадёжные свиданья! Твой дар любви прошёл ко мне сквозь век. Где ты, мой друг, безмолвный, безымянный?! Во тьме кромешной стынет человек — В России – тьма под властью окаянной. Сума, тюрьма. Достанет сил терпеть, Ждать торжество добра над лютой злобой. Проходит всё – рождение и смерть, Переживи, пожалуйста, попробуй. Мне возвращаться к жизни поздно Мне возвращаться к жизни поздно. Вокруг меня сплелись, скользя, Кольцо воды, текучий воздух И очень тёмная земля. Всепожирающее пламя Всё уровняло до звезды, Где память – облака и камни, Воды текущие сады. И звон пронизывает плёсы И всем несёт благую весть О том, что Бог – старик курносый. Он справедлив, и выбор – есть. Запуржит, зашуршит
Запуржит, зашуршит, как закружит, так сразу и бросит. Город сотней огней догорает в ладони судьбы. Но о чём, закружив, меня ветер так жалобно просит: Оставайся, забудься, сыграй и опять уходи По тропинкам, по слякоти, по непонятным приметам, По дорогам, где ноги подтаявший снег изопьют. Ветер, ветер зимы — не найти уходящим ответа, И деревья протяжно и нежно хоралы поют. Замолчите, деревья, не дайте почувствовать боли. Ветер, ветер усталый, усни и меня не гони. Выводите тропинки в просторное русское поле, Где огромное небо, а больше не видно ни зги. Закружите, дороги, в заснеженном медленном танце, Чтоб идти и идти, всё равно, хоть ползти – не стоять, Чтобы город забился в свой медно-расчерченный панцирь, И меня никогда не поймал в свои сети опять. И тогда припаду к колее придорожной, разбитой Воду талую жадно испить, как вино. В сказке Пушкина старой в награду досталось корыто. Старику же – дорога за рыбкой волшебной – на дно! Теорема огня Наслаждаясь усталостью тела, Забываясь течением дня, Оставаясь ни чёрным, ни белым, Я решал теорему огня. Не того, что в глубинах подземных Заставляет граниты вскипать, Изливается в холод вселенных, Заставляя край мира пылать, Что мерцанием ровным, полезным Согревает Эдема сады, Что стремится сквозь чёрную бездну, Как посланье погасшей звезды, Не багровые отсветы ада, Не оплавленный шлак, не зола, Не священное пламя распада Обречённых служителей зла; А того, что единственным словом Заставляет кружиться миры, Что дыханием радостным, новым Наполняет миры как дары! Откровением тайных открытий Созидает судьбы круговерть, Через сладкие токи соитий, Через горечь прощаний и смерть. И рождался в сознании где-то Тот ответ, что чеканен и строг: «Примет избранных Родина света, Где познанье, блаженство и Бог!» |
