Я весенний, но радуюсь лету Памяти Александра Дементьева Я весенний, но радуюсь лету. Много рек на веку я встречал. Не спешу переплыть только Лету, — Говорят, там – последний причал. Да и где она, мрачная Лета? Кто ответит на сложный вопрос?.. Может, нету? А может быть, эта, На которой родился и рос? С удовольствием жизнь продолжая Среди внуков и взрослых детей, Каждый год я сюда приезжаю, Тихо радуюсь лету и ей. Что всё та же, не уже, не шире; Так же в лодках сидят рыбаки… Только нету уже в этом мире Деда Шурки, любимца реки. Тихую пристань с застойными лужами
Тихую пристань с застойными лужами Не принимала натура моя. Я уходил, Звоном сердца разбуженный, В дальнюю даль, В голубые моря. Там, вспоминая село своё издали, Миль и годов перейдя рубежи, Грезил я в снах деревенскими избами, Запахом сена и скошенной ржи. Где ж вы, моря? Злой судьбиной непонятый, Приобретя нежеланный уют, На коммуналок обойные комнаты Я променял непохожесть кают. Жизнь продолжается. Новыми ветрами Парус надраил натруженный шкот. Грежу я в снах золотыми рассветами, Запахом моря далёких широт. Константиново Пароход неторопко отчаливал. Добрались. Вот и выпить предлог. Правый берег, крутой до отчаянья, Левый – низменен и полог. У есенинского истока я. Широка, раздольна Ока, К маме Волге спешит, светлоокая, А над ней – в никуда – облака Над лугами плывут, рассеяны, Где в свободном размахе легки, Косят сено соседи Есенина, В новом веке его земляки. В том краю, где несказанно тихо В том краю, где несказанно тихо, Где плывут неспешно облака, Пахнут мёдом клевер и гречиха, Служит звёздам зеркалом река. Там огромны яблоки, арбузы, А крапива высотой с избу. В том краю ещё до встречи с Музой Составлять слова я стал из букв. Там волшебна каждая росинка — Ороси усталое лицо. До сих пор там бродят по тропинкам Бунина Никитин и Кольцов. Ивушка над речкою склонилась, Слушает распевы соловья… Потому и Муза появилась — Ей по нраву Родина моя. Рябины В деревьях красота Земли, Во что бы их ни нарядили. Едва каштаны отцвели — Как заневестились рябины. Весною всё цветёт. Цветы Порой теряются друг в друге. Но нет милее красоты, Предшествующей снежной вьюге. Листвы наряд ветрами взят, Но мы их и без листьев любим. Вон грозди сочные висят: Пернатым – корм И радость – людям. Их в ожиданье зимних снов Дожди бьют струями рябины. Весна – красна. В ней – всё красно, А в осени – одни рябины. Александр МИХЕЕВ Соловецкие острова Здесь озёра с брусничной каймой, Здесь полночные сумерки серы. Здесь зверел от бессилья конвой Перед тихим величием веры. Там, где вянет от соли трава, А на лицах – солёная влага, Как белухи, плывут острова Соловецкого архипелага. Звякнет колокол в монастыре, Не встревожив белёсые дали. Я стою на Секирной горе, Где от боли берёзы кричали. Здесь теперь тишина и покой, Зверобой у заброшенной бани. И тропинка под самой горой Пахнет прелой листвой и грибами. Но я вижу, как бьются костры, Но я знаю – в осенние ночи Здесь из леса выходят кресты На размытый суглинок обочин. И стоят вдоль дороги стеной, И под тяжестью неба не гнутся, И бессильно звереет конвой, И не может до нас дотянуться. Наша совесть не вправе стареть, Если небо ложится на плечи. Я стою на Секирной горе Над распятой бедой человечьей. И надежда рождает слова, От которых дымится бумага. И плывут подо мной острова Соловецкого архипелага. С улыбкой Здесь ночью очень холодно, Здесь мысли – как зола. Хрустит слепая молодость Обломками стекла. Бросает листья рыжие В предутреннюю дрожь. Здесь без любви не выживешь И от любви умрёшь. Мы ищем, словно милости, Тепла в чужих глазах. Кричим, не в силах вынести Непониманья страх. Мы алчем, будто пьяницы, Но горек этот мёд. К кому душой потянешься, Тот нас и предает. Так откажись от жадности, Она – как нож у вен. Люби, ни капли жалости Не требуя взамен. И на исходе сумерек Уйди в могильный прах Без выкриков, без судорог, С улыбкой на губах. |
