Легко сказать.
Начиналось всё это тривиально и привычно. Сначала шла уже описанная игра "Ванька-встанька". Правда, учитывая, что все уже были уже натасканные, продолжалось это часа три-четыре. Этого времени хватало, чтобы через сорок секунд все стояли в строю уже заправленные. Единственным отличием от учебки было то, что добавлялся вещмешок.
Вот тут пару слов. Мы, т. е. батальон, без своих машин были никому не нужны. И на наш вопрос "а почему нельзя вещмешки хранить в машинах", был ответ. "А если парки разбомбят, то, как вы без вещмешков воевать будете?". Расстояние от парков до казарм было сто-двести метров. С другой стороны заборы была взлетка и КДП, со стоянкой дежурной пары. Значит первый удар куда? Правильно КДП, взлётка. Считайте что нашей казармы, расположенной в десяти метрах от названых объектов, тоже уже нет. Но подобные рассуждения пресекались и преследовались, так что вперёд и с песнями. Ну и некоторая любовь определённой части личного состава к чужим вещам … воровство, одним словом.
Потом два-три дня шла отработка получения оружия, построений в отведённых местах, выдвижения роты в парки, погрузки и т. п. Мне с Сашкой Гераскиным досталась почётная, но трудная задача, а именно переноска одного из ящиков с боеприпасами. Это такой стальной сундук с цинками АКМовских патронов. Сам по себе сундук, если пустой, был такого веса, что мы его поднимали с некоторым усилием. А там лежали четыре ряда по шесть цинок. Итого двадцать четыре цинки. Цинка, на жаргоне, это такая коробка цинковая. Примерно так: Сантиметров около сорока в длину, примерно двадцать в ширину, около двадцати в высоту. И полна она патрончиков. И таких двадцать четыре и сам ящичек. И нести его надо бегом. Благо недалеко. Но хватало нам его. И расстояния и веса. За ручки нести было нельзя. Они были из арматуры и больно резали руки. Поэтому брался сундук на ремни и с криком "поберегись!!!" мы летели к парку, стараясь не останавливаться.
Потом была отработка вытягивания колонны. Но тут мы участия не принимали, ибо сидели уже внутри кунгов, сладко попыхивая сигаретками. "Гуцульские", "Охотничьи" и "Северные". Почему-то самыми цивильными считались "Охотничьи". Почему? Не знаю, и по сей день. Все они были махорочными и все отрава — отравой.
Заканчивалась вся эта история полевым выходом на сутки в запасной район. Это мы километров десять от батальона, куда-то в поле выезжали. Развертывались по-боевому и работали сутки.
Вот эта весёлая и бурная неделя и называлась "боевое слаживание подразделений".
Потом начиналась обычная боевая учёба и работа.
Учёба — это классы, плац, спортгородок и т. д., и т. п.
Работа — ПЦ (приёмный центр), и нечастые, но очень желанные выезды на учения для постановки помех. Кому? Что?
А нам было по барабану. Мы кого-то гасили. А кого? Кто ж нам докладывал…. То ли своим кому-то на учениях жизнь портили, то ли супостату. Но было понимание настоящей боевой работы. И от этого в душе было чувство выполняемого долга.
Наряды и всё прочее, что наполняет военную службу, тоже мимо не проходило.
Замполит
За всю свою службу, и срочную и вообще я не могу вспомнить ни одного человека, относящегося к категории политработников, которого можно было бы назвать нормальным!!! Понимаете, просто — нормальным. Всё-таки профессия обязывает. Нет, преувеличиваю. Был один, но это уже потом.
И справедливости ради стоит поправиться, что среди, например, начальников клубов или других подобных им категорий, так сказать, обеспечивающих процесс политического воспитания всё-таки бывали и более-менне приличные ребята. Но только до определённой границы.
Вот ведь какая штука. Наше воспитание в те годы шло строго по определенному раз и навсегда конвейеру.
Родился, подрос. Ясли. Детский сад. Школа. Тут октябрята, пионеры, комсомол. Дальше были варианты. Институт или Армия. Но везде на всём пути, его, этот путь освещал светлый лик самого человечного из всех человеков. Сначала его детский кудрявый профиль называли дедушка Ленин, потом …. Да вы сами всё знаете, чего распространяться то?
И применительно к армии лентой, роликами и двигателем этого конвейера были политрабочие. Вот какие они были всегда занятые и усталые, это удивительно. Всем было легко, а им трудно. Бедные… бедные … политрабочие.
Но был один момент, которого не отнимешь. Это было главное — мы действительно верили. Верили, в эту светлую идею. И можно сколько угодно рассуждать на эту тему. Но главное в том, что до определенного момента вера была непоколебима. В определённый момент жизни наступало, конечно, просветление, но не у всех и не всегда.
Но главными приоритетами мы подспудно считали всё-таки нечто другое. Вспомните детство. Играя в войну, мы, "идя в атаку" не кричали "За Сталина! За партию!", а вот "За Родину!" всегда. В нас, благодаря политике патриотического воспитания молодёжи (и очень правильной, я считаю, политики) сидели чёткие и ясные понятия. И слова о чести Родины, безопасности народа и т. п. не были для нас пустым звуком. Но вот что интересно. Люди, которые не словами, а делом показывали пример служения Отчизне, делали это без лишней помпы и рекламы. А те, кто в основном с блокнотом, боролся с безобразиями и недостатками, и НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЛ практически, а делал только "язычески" (в смысле только языком) вызывали раздражение и неприязнь, а порою и ненависть, практически. Потому что методы этого самого воспитания были весьма и весьма специфическими.
Вспомните. Сделал ты чего-нибудь не так. Поехал на танке не в ту сторону, стрельнул не туда, выпил лишку и попал, или там еще совершил что-то не то. Обматерил тебя командир, влепил нарядов несколько или того круче засадил на губу. Неприятно? Да! Обидно? В первые минуты — да! Потом, когда осознаешь, что сам попал или как у нас говорили "прорвался", обида уходит. А вот продолжение, к которому прикладывает руку политрабочий, в виде комсомольского собрания, да еще шестёрками подготовленное. Где твои же пацаны, пряча глаза, говорят правильные слова и льют на тебя замполитовский (не свой же) гнев и возмущение, в душе понимая, что "дело житейское". Вот где в сердце кипит обида.
И понимаешь ты традицию политорганов втоптать ошибившегося в грязь, смешать его с пеплом и грязью, а назвать в отчёте этот процесс — воспитательной работой и очищением индивидуума от грехов перед лицом всего коллектива. И привлечь к этому фарсу окружающих, для того чтобы замазать всех. А назвать это — надо честно говорить правду в лицо, если ты настоящий друг.
Но главное, что делали эти люди — мешали нормальному течению жизни и её развитию. Потому что суть явлений их не интересовала. Их лозунги интересовали. И основное правило — ДОЛОЖИТЬ!!! Желательно о досрочно — своевременном, но обязательно правильно идеологически выдержанном, идущим в соответствии с генеральной линией партии выполнении. Чего выполнении? Да какая разница.
Ведь помощи от политорганов в воплощении чего-то ждать было нельзя. Потому что тут срабатывало "как бы чего не вышло". И предпочитали они, органы эти, поговорить, объяснить, убедить. Но не включаться в процесс. Либо до команды "сверху", либо до появления абсолютной очевидности необходимости воплощения этого "чего-то".
И коли так случалось, то вот тут и начиналось. Гонка и создание неразберихи суматохи. Усиление, углубление и ускорение. В ход шло всё. Результата политрабочему надо было добиться любой ценой. Какого, спросите вы? Да главного для замполита. Досрочно доложить об успешном и досрочном выполнении, а желательно о создании нового почина. И стать застрельщиком и … т. п. зачинателем. И всё во имя!!!