Отличительным знаком кастовой принадлежности служили ключи. А уж если на колечке помимо ключей была ещё и печать, то это был не просто принц, а наследный принц. Ибо печать!!!

Ключи крепились к ремешку или к цепочке. С другой стороны этот удлинитель цеплялся к ременной петле на поясе брюк. Чтобы, значит, не потерять случайно. Длина этого приспособления была такой, что если свободно отпустить ключи, то связка оказывалась на уровне колена. Во-первых, это было сделано для того, чтобы можно было открыть дверь или там сейф или шкаф, не отстёгивая ключей. А во-вторых… Во-вторых, при перемещениях по казарме или нахождении в местах, где не было начальства, курилке например, цепочка эта раскручивалась на пальце и на него же наматывалась. Потом процесс повторялся, но в другую сторону. Опять раскручивалась и снова наматывалась. И так, пока не надоест. Это считалось круто, и было отличительным опять-таки признаком принадлежности к касте хранителей ключей, и даже печати.

Ещё это сооружение использовалось для шуток или наказания-воспитания личного состава, младшего конечно. Фактической властью это сословие не обладало никакой, но формально имело право. На что? Представьте, идете вы в строю или просто идёте. Сзади вас вот такой хранитель. Вытаскивает он свою цепь и лупит сзади по… тому, что ниже ремня, но выше сапог. По ногам или выше. Разницы никакой. Всё равно больно. Останавливаться, тереть ушибленное место или как-то выразить своё недовольство не рекомендовалось. Ибо следовал вопрос:

— Ты чё, чем-то недоволен, военный? — и, как правило, следовала добавка.

А это просто так, потому что старослужащему военному, обличенному доверием особым, было скучно.

Если оному хотелось проявить власть с пользой для службы, то вылавливался кто-нибудь из вечно нарушавших, по мнению стариков, порядок и дисциплину молодых. Ставился по стойке смирно и воспитывался. Слова разные говорились, конечно, но смысл их сводился к сакраментальному вопросу:

— Ты поал? Поал, нет? Чё, не поал? ("поал" — в смысле "понял").

И вопросы эти задавались очень раздражённым и злым тоном с видом совершеннейшего превосходства и непогрешимости в своей правоте. Потому что только одним своим видом молодой боец вызывал в этом самом… раздражение и возмущение. Чем? Да просто своим существованием. Но это ладно. Но в определённый момент этого воспитательного процесса ключи на ремешке начинали использоваться в качестве "весомого" аргумента. Очень неприятно было получать этими "аргументами" по ногам. А если уж доставалось, извините, по вашему… м-м-м "аргументу", то и совсем было неприятно.

Таких вот коззлов удальцов-молодцов было в роте двое. Вот этот каптёрщик и кандедушка кодировщик. Если первый всё-таки ещё как-то был сдержаннее и выдержаннее, то второй… Он постоянно сидел в штабе. В своей каптёрке. Там и спал. А когда приходил в роту, соскучившись… В общем был он просто патологическим садистом, хотя и трус редкий. Вечно оглядывался и озирался. Как бы кто не увидел чего.

Вот такие были… игрушки… для взрослых и не очень умных мальчиков.

Но, тем не менее, вся эта каста была связана между собой общностью интересов. Люди одного круга, знаете ли. И что не менее интересно близость к ним считалась тоже своего рода привилегией. Как ни крути, а в руках этих деятелей были ключи к некоторым очень удобным и нужным ценностям и благам. Даже вручённое тебе прямо в руки письмо, минуя контрольное вскрытие или томительное ожидание, пока дедушки наконец решат раздать почту и молодым тоже, превращалось в действительно ПРАЗДНИК. А для этого надо было иметь отношения с почтальоном.

Конечно, были ещё ребята очень хорошие.

Слава Желтов, кажется, тихий и спокойный парень.

Юрка Лозовский. Он был с Украины. И вечно попадал в какие-то истории за счёт своей активности. Он всегда хотел сделать как лучше, а получалось у него, как всегда. Просто рок какой-то над парнем висел. Он прилично знал чешский и немецкий, кто-то у него из родных был совсем западных кровей и языки Юрка учил с детства "на дому", что называется. Так ему особист жизнь постоянно заедал. Лоза по телику ночью что-нибудь услышит, потом трещать начинает, осведомлённостью, блин, блистать в курилке. Ну а стукачей-то хватало, вот его потом и выворачивали замполит с особистом. Два друга-брата.

Лоза, будучи на смене, на ПЦ, сигнал поймал. "РЕЙНФОРДЖЕР". Было предупреждение. Это начало учений означало. Стопроцентный отпуск! Но хрен вам. Замылили! А всё его неуёмная активность. Чрезмерная, я бы сказал.

Но были и другие. В чем повезло, так это в том, что их было очень, просто очень ничтожно мало. Но были. Не буду их называть. Хотя и помню в общем-то неплохо. Но столько лет прошло, может, изменились люди.

Итак. Был такой младший командир у нас. Младший же сержант Д-н. Откуда-то из Подмосковья. Я уж и не помню сейчас. Но вот что интересно. Другие сержанты нас и гоняли и воспитывали, но я не помню, чтобы унижали, а вот этот кадр… У него был фетиш — его накачанный организм. Пришёл-то он, как ребята рассказывали, задохлик-задохликом, но накачался. И возомнив себя крутым и сильным, а, тем более что добавлялась и безнаказанность — казарма есть казарма. Вот и летали мы по контркурсам. Особливо он полюбил Васю. Был такой парень. Гнул его и по делу и без. Он, Вася вообще-то не Вася был, это прозвище такое. Он вообще-то никакой был. Чуть что — падал. Нет, он не припадочный был, хитрый просто, немножко. Понятно, что хитрость его была шита белыми нитками, но связываться с ним, мало кто хотел.

Вот Д-н. его и доставал. То выключателю Вася докладывал что-нибудь. То перед отбоем минут по пять должен был уговаривать его художественно, выключатель, в смысле, по поводу "разрешите выключить".

Так вот этот Д-н. в отпуск поехал. А как же! Он ведь орёл был перед молодыми, а перед начальством хвостом мёл так, что пыль столбом стояла! Так вот из отпуска он вернулся с огромным бланшем под глазом. Ох, мы и радовались, хотя это было и неправильно. В смысле радоваться. Но зато как нам было приятно, потому что эта гнида была наказана! Пусть не нашими руками, но наказана. И было это лишним подтверждением, что человек был вот такое гавно! Этот, блинн, младший сержант.

Второй, подобный — это был рядовой П-в. Вот тоже фуфел, хлебом не корми, а дай поизгаляться. Он единственный кто из дедов лупил по ногам в строю, типа "выше ногу". Стишки ему читали, водители ночное вождение сдавали, деньги он собирал с половины молодых. Тоже был какой-то патологический садист. Даже и вспоминать-то про него не хочется.

Вообще-то по армейским понятиям, дедушка не должен был заниматься ничем, кроме ожидания дембеля и подготовки к нему. Большинство наших дедов именно так и поступали, но вот встречались всё же уроды, блинн…

И что характерно. Очень часто чмо из чмов становится, задедовав, настолько крутым… что… А вот сильные ребята, которые не позволили себя загнобить… Ну тут, честно 50 на 50. Кто-то продолжает жить как человек, а кто-то и подонком становится. НО! Как правило, самые свирепые деды — это те, кто лазил под койками и дедам портянки стирал. Они-то и самоутверждаются в своих глазах. Типа — я так жил, потому что положено, теперь другие будут.

Говорю же вам — очень всё неоднозначно.

Другое дело категория военнослужащих, именовавшаяся в ЦГВ "кандеды". Кандидаты в дедушки, так сказать. Это 3-й период службы. Уже не молодые, но и не деды. О них будет отдельный разговор.

Тут разговор особый.

Эта категория военнослужащих, которая имеет и права, в отличие от первого и второго периодов, но и обязанностей у неё, у этой категории хватает тоже. С них спрашивают и командиры строго, а с другой стороны они находятся под контролем дедов. Нет, их не гоняют в открытую, не гнобят, как молодых. Их никто не заставляет пахать, явно, по крайней мере, но и буреть не позволяют. Если, не дай Бог, дедов командование нагибать начинает за порядок или там ещё за что, то спрос с кандедов. Почему, мол, молодых распускаете так, что нам беспокойство получается. Вот и крутятся они между дедами и командирами, обеспечивая и тем и другим спокойствие и порядок в подразделении. И вот тут интересная вещь случается.