Всегда удивлял меня этот институт ответственных. Если честно. В батальоне дежурный и его помощник. Раз. В ротах дежурные и прочие дневальные два. Командиры отделений тоже в казарме. И в каждой роте ответственный офицер или прапорщик. И ещё офицер, из управления батальона, по батальону, значит, ответствует. Называлось это усиление.
Происходило оно, усиление по любому самому значительному или незначительному поводу: праздник, допустим какой у нас — пожалуйста, у чехов — нате вам, годовщина ввода — будьте любезны, сто дней или приказ — это вдвойне обязательно. Одним словом — типа нету повода не выпить.
И вот если вдруг происходило ослабление этого самого усиления, или просто этот ответственный, что называется, клал на службу или куда-нибудь отлучался, то только казарма и получала возможность вздохнуть свободно.
Вот ведь какая петрушка.… В учебке мы все были одинаковые. Там казарменная жизнь и не бурлила вовсе, а так текла неторопливо. На втором периоде, в ЦГВ, было всякое разное, но как-то тоже редко и неактивно. Сказывалось то, что дем. состав был достаточно, что называется "культурный". И довлел над всем этим, конечно, непререкаемый авторитет тогдашнего ротного, Вовки нашего. Максимально возможные неуставные развлечения, которые старики себе позволяли — ночное вождение, да традиционные выключения света. Это когда назначенный боец подходил к выключателю строевым шагом и докладывал: "Товарищ, выключатель! Рядовой …. Прибыл для вашего выключения! Разрешите вас вырубить?" Кто-нибудь из дедов подавал реплику: "Разрешаю!" или была команда на повторение действия.
А ночное вождение… это под рядом коек человек полз, а ему тапками по филейным частям хлопали. Чем быстрее полз, тем меньше доставалось. Но процедура эта касалась только водителей. Мы, операторы, в ней не участвовали.
Поэтому рассказы про измывательства стариков над молодыми для меня тоже остались только рассказами. Нас, когда мы были молодыми, напрягали только в основном на работы в личное время: уборка там, погрузка — разгрузка и прочая всякая разнообразица.
Сказывалось в основном то, что несли мы постоянное БД. Да плюс наряды, да кто-то был на выездах, а народу в роте было не так много. Вот и некогда было. И вообще я потом утвердился в этом выводе. Если часть, воинская часть, а не часть военнослужащих этой части, была занята боевой работой и там нормально была организована учёба, то и дедовщина — неуставщина, хоть и имела право место быть, но была какая-то … не настоящая. Выражалась скорее в приколах и подколках, хотя очаги и случаи возникали, что греха таить. Случалось. Но это случалось, скорее всего, оттого, что просто жили под одной крышей больше сотни молодых и здоровых и ещё не совсем умных мужиков. И если не были они заняты делом, то возникали в их головах разные идеи о развлечениях. И были они, развлечения эти не всегда безобидные.
Вот так на третьем периоде и служили. Шли как по минному полю. Вроде и свобода уже есть, а в то же время надо было ухо держать востро. Прокол, прорыв, и всё… очки растерял. Начинай сначала. Выражения даже такие бытовали: грести очки, словил очко, очкогрёб, очкист, растерял очки, потерял очко и т. п. В основе этих слов и выражений, как заметно, стоит слово "очко" — в спортивном смысле слова, а не.… А всё почему — всем хотелось в отпуск. Это, в третьем периоде был самый сильный стимул и самое страшное наказание — получить обещание взводного или ещё хуже ротного: "Ну, поедешь, ты у меня в отпуск…" Это означало, почти на сто процентов, что можешь забыть об этом призе. Но и услышать такое — это надо было умудриться сделать что-то такое… выдающееся, хотя иногда и использовалось как просто элемент шантажа, особенно со стороны политработников.
Если кому не светило, как говориться, то и служил человек соответственно. Если надежды были, значит, и рвение проявлялось. Всё просто.
Почему я так много внимания уделяю возможному для солдата отпуску? Да потому что служили мы без увольнений, к нам не приезжали родственники, друзья или любимые. И поехать в отпуск, это, прежде всего, означало, что можно будет сменить обстановку. Хоть ненадолго, но вырваться из казармы.
Ищут пожарные, ищет милиция …
Случались в Группе такие явления, как побег военнослужащих из родных воинских частей. Причин тому было множество. Кто-то бегал от обид, то бишь дедовщины и неуставщины. Кто-то бежал домой, чтобы например, предотвратить свадьбу любимой или наоборот попасть на свадьбу друга. Кто-то, бывало, стремился уйти в ещё дальнюю заграницу. У кого-то срывало планку, и он просто бежал, чтобы побегать.
Убежавшие, в восьми случаев из десяти, тут же отмечались грабежом или кражей. Целью этих деяний была гражданка, еда и выпивка. Т. е. волю надо было отметить. Нередко к этому списку добавлялись и преступления сексуального характера. Народ, почувствовав свободу и вырвавшись из под контроля, начинал отрываться по полной программе.
Были просто умные. Убегавшие на сутки — двое, чтобы под статью не попасть, а пивка водочки попить. Если их поймать не успевали, то они, как правило, приходили сами. И… типа, а я на чердаке спал, очень устал. Сажали таких на губу или отправляли потом в пехоту, если сбежавший был не оттуда. Ну, успевали, конечно, иногда пару зубов… при поимке выбить. Не по злобе, а так — больше для порядку. Потому что искать их приходилось круглые сутки, без сна и отдыха. И режим для остальных частенько ужесточался на некоторое время. А иногда и ничего не было. Губа, и снова в родное подразделение. А то и пятком нарядов отделывались.
Другой вопрос, если человек бежал не в ту сторону, так сказать. Были прецеденты. Однажды один солдатик, сбежавший из ЦГВ, забрёл-таки, в Германию вожделенную. Он просто заплакал, услышав немецкую речь. Бросился к встреченным, говорившим по-немецки, людям с вопросом "Дойчланд? Дойчланд?". Те ему "Я, я …"… три рубля, ёксель моксель. Думаю, что вы догадались, что Германия была демократическая, а не федеративная. К вечеру паренёк был на гарнизонной губе. Немецкие полицейские его передали на границе нашим комендачам, даже без оформления каких нибудь документов. Кому он был нужен. Кроме родной Советской Армии, т. е. уже не Армии, а прокуратуре. Влепили пару лет дисбата и привет. Хотя могли и строже подойти. Но, видимо, пожалели. И себя и его.
И вообще с этими убегантами в свободный мир очень часто происходили разные забавные истории. Чаще всего эти истории были связаны с географией. Бежали они в ФРГ или Австрию, но не в ту сторону. И ведь главное — в каждой, практически, ленинской комнате были карты Чехословакии с указанным местонахождением части, и политические карты мира. Короче, можно было сориентироваться и пойти в нужную сторону. Так нет. Большинство проявляли топографический кретинизм и бежали… домой, в Советский Союз или к нашим друзьям, так сказать.
И вот однажды сбежал и у нас в батальоне солдатик, вот тогда и началось.
Был он художником. Работал в гарнизонном клубе. Была у него там каптёрка, типа мастерская, а был он, что называется, молодой, т. е. совсем молодой — первого периода службы. Поэтому и старался работать в клубе круглыми сутками. И на клуб истребительного полка работал, и наглядную агитацию для полка делал и про батальон не забывал. И так он нравился обоим замполитам, что смотрели они, т. е. наш замполит в основном, сквозь пальцы на отсутствие солдатика в подразделении. Работает, мол, парень, чего там. Результат в виде новых плакатов и афиш появлялся со страшной скоростью. Вообщем чем не жизнь. Всё лучше, чем в роте. И отпуск будет стопроцентно, и жизнь ненапряжная. Но! Оказалось, что человек всеми фибрами своей души стремился на Запад. Очень хотелось жить ему в свободном мире. И ведь были у солдата, кроме мамы и папы ещё и жена с ребёнком. Но политические разногласия с существующим строем перевесили все разумные доводы, и отправился он в ФРГ. Этот, правда, поумнее был, в нужном направлении побежал. Конечно, узнали мы обо всём этом гораздо позже. На суде.