Вопросы вставали и вставали, но задать их было некому. Я вспомнил командировку, и мне стало как-то спокойнее. Там же тоже была похожая картина.

Вышли мы из самолёта. Опять, как принято в Советской Армии, построились. Нас, перемешавшихся во время полета с призывниками, разделили тут же по сортам и видам. Их повели налево, нас направо.

Мы шли мимо ангаров. Некоторые ворота были раздвинуты и были видны острые и хищные носы 21-х МиГов. Характерный шум и запахи военного аэродрома живущего проведением ночных полётов дополнял эту картину.

Навстречу двигалась колонна дембелей. На посадку. Ребята шли весело, орали, да не пели, а орали:

Вот! Выходит не обманули. Не до такой же степени было тут всё засекречено, что даже дембелей заставили такое петь. В руках у парней были раскрашенные чемоданы и ещё на груди у некоторых сверкали непонятные значки. Парни улетали домой. На том самом "Ту", на котором привезли нас. И так защемило сердце, знаете… Ведь нам ещё предстояло 1,5 года, а ребята уже завтра будут дома. А мы тоже уже успели соскучиться и по дому и по своим близким.

Я на минуту представил себе, что это вот я иду, в этой толпе весёлых дембелей, иду по дороге к самолету, который унесёт меня домой. Даже слёзы выступили на глазах.

Увидев нас, ребята радостно заорали традиционное "Вешайтесь, салабоны!!!". Мы-то подумали, что они это тем, другим, нашим попутчикам, но адресовано было это явно нам.

Привели нас, к каким-то опять палаткам. Опять отобрали военные билеты и загнали под крышу самой большой палатки. Тут мы опять встретились с попутчиками. Они какие-то очень притихшие сидели в углу. Среди них ходил пожилой прапорщик с красными петлицами и о чём-то их расспрашивал. Цвет петлиц резанул глаз. После центра, казалось что кроме черного цвета погон или петлиц, другого в природе не существует.

Солидный как полковник, чесслово, прапорщик подошёл к нам. Окинув нас суровым взглядом, он задал вопрос:

— Права с легковой категорией у кого есть?

Нашлось нас несколько, признавшихся.

— Предъявите!

Но ни у кого, в том числе и у меня, с собой их не было. Только один из ребят, выпускник 4-й роты, протянул ему корочки. Прапорщик внимательно их посмотрел.

— Работал на легковой?

— Да.

— Где?

— В Харькове, в такси.

— Военный билет! — потребовал командирским голосом прапорщик.

— Он у старшего, — слегка запинаясь и вставая, ответил парень.

— Старший кто?

— Капитан П., — малый кивнул на нашего капитана, который сидел у стола, где происходила сверка наших военных билетов с очередным списком.

Прапорщик не спеша, вразвалочку подошёл к столу и не обращая внимания на нашего капитана, потребовал у сверяющего офицера, именно потребовал, а не попросил, причём довольно строго.

— Военный билет, — он заглянул в права, — рядового такого-то дай!

— Это специалисты, из них… — начал, было, наш капитан.

Но противная сторона даже не обратила на эту попытку никакого внимания. Он обращался исключительно к вставшему перед ним офицеру, протянув руку за требуемым.

Тот, молча и без возражений, согнулся над столом, нашёл документ и протянул его прапорщику.

— Отметьте, что рядовой такой-то убыл в в/ч ПП… — бросил он проверяющему.

Наш капитан попытался говорить что-то по поводу того… Но прапорщик, не удостоив его даже взглядом, шагнул к нам.

— Бери мешок, солдат, — и повернулся к щеголеватому сержанту, который стоял около входа: — Этого в машину.

Для нас это был некоторый шок. После центра, где прапорщиков-то мы особо и не видели, кроме старшины. Но, если уж и видели, то никто из них не позволял себе подобного по отношению к офицерам.

Вот так круто, в одно мгновение могла повернуться судьба солдата. Вот ведь от каких мелочей зависит порой наша жизнь.

Мы с завистью проводили глазами нашего собрата, уходящего в новую жизнь. Конечно, ему предстояла какая-то интересная судьба. Недаром же права потребовались именно с легковой категорией. Паренька этого я потом встретил. Он в гарнизон привозил какого-то бугра. На "Волге". Попал он в автороту, обслуживающую штаб группы.

Но вот формальности закончились и под командой нашего сержанта мы двинулись. Около палатки сержант радостно обнялся с радостно заулыбавшемуся ему солдатиком. Они по дороге завели какой-то малопонятный нам разговор. Кто уехал и с какой партией, и прочие блда-бла-бла.

А вот и транспорт. Неказистый, но сверкающий, ЗиЛ-130. Попрыгав в кузов, мы устроились на жёстких лавках. Пропетляв по узким проездам гарнизона, машина остановилась у ворот. Через минуту они открылись, и машина выкатилась на дорогу. На настоящую заграничную дорогу и мы поехали по этой самой "загранице"…

Что можно увидеть из покрытого брезентовым тентом кузова военного ЗиЛа? Если смотреть очень внимательно, то много. А смотрели мы очень внимательно, поскольку интересно было всё до одури. Хотя мне и приходилось бывать до армии за границами нашей необъятной, но это сколько времени прошло, да и полгода в казарме за высоким забором учебного центра способствовали жажде новых впечатлений.

Но, давайте по порядку.

В кузове ЗиЛ-130 всем ездить приходилось? Сидя на жёсткой деревянной скамейке. Если не приходилось, объяснять бесполезно. Так вот, ощущения от движения по чешской дороге, в корне отличались от подобных, испытываемых в Союзе. Машину не трясло, она не подпрыгивала и не подскакивала. Она ехала ровно и спокойно. Нам НЕ приходилось хвататься за дуги и борта, чтобы не вылететь из кузова. Скорость была довольно приличная и только на поворотах, при сильных кренах, всё-таки надо было придерживаться. Но мы ехали гладко и без встрясок. Вот это было первое ощущение "заграницы" — отличная, ровная и гладкая дорога.

На улице было темно, но очень часто возникали освещенные участки дороги. Это были в основном дорожные развязки. На указателях были настоящие "заграничные" названия, прямо как в кино "про ихнюю жизнь". Мелькали незнакомые и от этого ещё более волнующие названия. Нет, названия мест PRAHA, или там, скажем BRNO, были как-то нам знакомы, но всякие там SWITAVY или USTI NAD LABEM, нам ничего не говорили и ни на какие мысли не наталкивали. Зато вызывали чувство причастности с какой-то потаенной части заграничной жизни, скрытой от посторонних глаз. Части, так сказать, предназначенной для внутреннего употребления.

Вот, кстати, что интересно. Это из опыта последующих событий. Когда я приезжал в отпуска в Союз, или возвращался из командировок, больше всего вызывало вопросов и некоторого завистливого внимания у собеседников, упоминание не названий столиц или больших, всем известных городов, а именно маленьких населенных пунктов. Это подчёркивало, как уже было сказано, настоящую причастность к заграничной жизни, а не просто так — в турпоездке был. Этакий флёр избранности, знаете. Приятно весьма, знаете ли.

В свете фонарей, можно было заметить, что на дороге и около неё очень чисто.

А когда мы въехали какую-то в первую деревню и увидели первые чешские вывески, то это вызвало вопросы к нашему "местному" сержанту.

— Это что за город?

— Да какой там город? Деревня обычная.

Судя по тому, как мы быстро проехали этот "город", так оно и было. Но дело было в другом. Фонари вдоль дороги. Которые светили. Просто среди недели, в буднюю, так сказать, ночь. ТРОТУАРЫ!!! Ну, вы много деревень в 70-е в Союзе с тротуарами видели? Даже если через деревню и асфальтовая дорога проходила? Ухоженные газоны и цветники. Отсутствие заборов или даже штакетников вокруг домов. Дома, такие чистые и красивые, что… Украшенные цветами подъезды и окна. И цветы не оборванные, хотя и очень красивые. Не валяется никакого мусора. Будки телефонные стоят!!! И в центре этой деревни, ярко освещённые витрины со светящимися в ночи вывесками "POTRAVINY", "HOSTINEC", "KINO", какие-то там "ZBOZY". Ну, кино понятно.