И, если не удавалось ему, замполиту или секретарю, а чаще шли они вкупе, в одной связке, замполит и все секретари, дело похерить и развалить. Если, оно, дело это, пусть и кривовато от спешки, но выживало и начинало работать, то тут начинался такой шум, гам и треск, что небу становилось тошно. И конечно главные заслуги приписывались именно недреманному вниманию политорганов к нуждам и чаяниям. Именно они оказывались зачинателями и вдохновителями. Именно им принадлежала идея и все усилия по воплощению. И т. д.

А коли удавалось им то, что чаще всего и случалось, дело это загубить и развалить всю работу, сведя на нет приложенные до их появления усилия, то тут держись. Эти бдительные и всё предчувствующие товарищи раздували другое, с их точки зрения более важное, дело. Начинался поиск виновных. Ими оказывались как раз те, кто это придумал, а вовсе не те, кто его развалил.

Те, кто развалил, опять были кругом правы. Вовремя выявили и не дали…, а то ведь могло бы быть ещё хуже.

И не секрет для тебя то, что попробуй ты, скажи им правду, о том, как они живут, и что ты о них думаешь, то ты вообще рискуешь жить перестать. Психушка или зона, больше тебе ничего не светит.

А по жизни все, что инкриминируют тебе, они делают постоянно, и живут этим, и плевать они на тебя хотели, что и тебе хочется.

Вот такие по моему вкратце, источники нашей огромной любви к этому сословию, имя которым ПОЛИТРАБОТНИКИ ВСЕХ МАСТЕЙ.

Ну, это так … лирика.

Ввели у нас в батальоне должность замполита роты. И соответственно прибыли из Львовского политического четыре бравых лейтенанта. Вообще говоря, штат политотдела в батальоне был сумасшедший. На неполные двести человек личного состава. Замполит батальона. Освобожденный парторг. Освобождённый комсомолец. Начальник клуба. Четыре замполита роты. И все офицеры. Во как.

Нам в роту достался лейтенант М-чак.

И возникла у него ко мне "любовь", такая что …, просто до дрожи в коленках.

Причина любви…? Поговорку помните — "Язык мой — враг мой"… Ну и конечно ещё один фактор. Пришёл в роту молодой лейтенант, да ещё и замполит. Рота встретила его очень насторожено и остро. И, конечно, сразу, после первых же его распоряжений внутри роты пошёл шепоток — ропоток. "Гляди… салага зелёная, а туда-же — командует." Авторитета то никакого, в силу новичковости. А гонору вагон. Вот такое общеротное настроение приводит к тому, что нового офицера начинают проверять "на прочность", что называется. Любое его распоряжение или команда не отвергаются и не опровергаются, но и выполняются так…, что тому приходиться как-то реагировать. Вот из этой самой реакции и складывается мнение об офицере, как о человеке. Это и определяет его место на авторитарной лестнице офицеров подразделения. Возьмите нашего зампотеха, прапорщика Ионова. Фактически власти у него не было никакой, а любая его просьба, не команда даже, выполнялась бегом и даже с удовольствием. А приказы ротного, например, Арахискина нашего, тоже выполнялись. Но! Что называется от сих и до сих. Потому что среди солдат роты, Арахискин котировался, что называется, вообще понизу.

Вот М-чак был сродни Арахискину, хотя в училище поступал со срочной и, казалось бы, некоторые элементарные вещи должен бы был понимать.

Но вернемся к истокам и причинам нашей с М-чаком взаимной любви.

Вот Вам маленький пример. Парень я был весьма начитанный и любознательный. И вопросы, бывало, задавал на политзанятиях — будьте нате. Например: "… когда СССР просил НАТО принять себя в члены блока?…" Кто примерно моего возраста и служил в те годы понимает, что такой вопрос, заданный солдатом срочной службы, да ещё и молодым, для замполита означает.

Вот он — потенциальный изменник Родины и клеветник на всю СССР. Ату его, куси. И начинает, месяц, как прибывший, выпускник Львовского политического, замполит роты лейтенант М-чак, рвать меня на части. Аудитория, естественно давится от смеха. Пацаны ж свои, предупреждённые и меня уже знающие. Послушали мы его, дали воздуху втянуть. И я ему этак наивно хлопая глазами и очень удивлённо:

— Тащ, лант, А вот в журнале "Новый мир" номер такой-то, кстати, он вон на столе лежит. Откройте его на такой-то странице. Там статья про агрессивную суть империализма и его грязное орудие — этот самый блок. А в статье черным по белому — мол, при образовании блока, они, эти империалисты, декларировали, что, мол, цели у создаваемого блока самые что ни на есть благородные и хорошие — защита мира во всем мире. А т. к. мы, т. е. СССР, видим в этом свою главную задачу, то просим принять нас и в нашей просьбе не отказать. А нам отказали. Вот какой огромный успех советской дипломатии и доказательство агрессивной и нехорошей цели создания этого альянса грязных акул империализма и их присных.

Цитату, конечно, я не дословно привёл, но смысл я передал верно. Марчак за журнал. Там оно. Немая сцена. А я добавляю, (нет чтобы промолчать…) вроде как в воздух — что-то типа, мол, лучше готовиться к занятиям надо, или как, мол, таких общеизвестных истин можно не знать? А теперь скажите — как такого, как я, не любить? И формально меня можно притянуть только за бестактность, но это в данной ситуации стыдновато для офицера. (ехидну солдатика задающего вопрос грозному и насупленному офицеру. У него в руках книжка развернутая. Но обложка видна. На ней крупно КПСС).

Или вот другой, например, случай. Рассказывает нам, замполит наш, лейтенант М-чак, что-то захватывающе интересное. Ну, например, биографию великого борца за счастье трудового народа или объясняет, как важно знать наизусть и в лицо всех членов политбюро и ЦК КПСС, а также их родственников до седьмого колена. Рассказывает-рассказывает, а потом, видя нашу, мягко говоря, невнимательность, раздражается:

— Я вижу, что бОльшей половине это совсем неинтересно!!!

Мне бы промолчать, но соблазн велик и я не выдерживаю:

— Тащ литант, разрешите вопрос?

Милостливый кивок.

— А какая половина бывает бОльшей? Первая или вторая? — Тон серьезный и деловитый, что сбивает лейтенанта М-чака с толку. Он задумывается. Лицо его приобретает сначала задумчивое выражение, потом на секунду даже одухотворяется и вдруг до него доходит.

— Сержант! — М-чак практически захлёбывается от возмущения…

И снова вдумайтесь в вопрос — ну, как такого, как я, не любить?

А ещё Марчелло боевую службу "укреплять" начал. Вот как это было.

Представьте картину — когда в чётко отлаженный распорядок боевой работы влезали дилетанты. И в техническом смысле люди абсолютно неподготовленные, даже на уровне солдата срочника, и в разведподготовке профаны. Нашему лейтенанту я битый час втолковывал, что достоверность местонахождения радиостанции супостата может быть подтверждена только пересечением минимум трех пеленгов на оную. И как же он был счастлив, прямо как ребёнок, когда до него дошло. Он достал все дежурные смены в течение недели, задавая эти вопросы при проверке смены к готовности. А я имел бледный вид, естественно. Он же, меня в пример ставил.

Это тоже было нечто. Я имею в виду сам процесс проверки. Перед сменой положено было у начальника КП или дежурного по ПЦ уточнить цели и прочую там тра-та-та, расписаться, и слушай себе шесть часов. Конечно, было положено задать тебе какие-то вопросы и даже выслушать на них ответы. Ну, какому нормальному офицеру придет в голову, приезжать в батальон в два часа ночи на смену и проводить эту процедуру? А дежурный в это время, конечно бай-бай. Пришли на смену, расписались в журнале "сдал-взял" и работай. Чего захотел уточнить — формуляр перед тобой. Кто-то с КП каждый день или там по необходимости вносил все изменения и дополнения. Этот парень, я имею в виду нашего лейтенанта, приезжал, инструктировал, "задушевно беседовал" и еще некоторое время бдел. Мы думали, жена приедет — уймётся. Приехала. А он уже привык пастись. Кошмар. А вопросы были не по делу — техника там или разведка или, Бог с ним, о бдительности. НЕТ!!! Какие, например вопросы обсуждались на последнем, очередном или еще каком-нибудь Пленуме или съезде или… а кто президент Занзибара, а какое событие там произошло? А человек, отсидевший смену ждёт, пока заступающий эту галиматью преодолеет. Потому как, если ты не знаешь — тебе, ласково так, и по отечески объяснят. А смена (нашей роты) 8 человек. Потом процедура смены с обязательным ему докладом "сдал-принял" и строем по большому кругу, это недалеко — метров 600, а напрямую-то 20, идём спать.