— Меня не надо оберегать! — возмутилась девочка и тут же закашлялась. — Я сама могу за себя постоять!
— Угу, — кивнул Джеймс, — от твоего визга кто угодно убежит подальше.
Лили насупилась, но уже через пару мгновений они вместе смеялись, из-за чего сестра снова начала кашлять.
— Дыши глубже, — посоветовал менторски Джеймс, пережидая приступ сестры.
— Давай, когда я приеду в Хогвартс, мы Малфоя поймаем и… свяжем где-нибудь, пусть посидит и подумает о своем мерзком поведении, — предложила Лили, заглядывая в глаза брата. — Он ведь мерзкий, да?
— Не то слово, — фыркнул Джеймс. — Он же слизеринец, что ты от него хочешь? Мало того, что слизеринец, ведь еще и Малфой! А чего хорошего ждать от этой семейки? Дед был правой рукой Волан-де-Морта…
— Ой! — пискнула Лили, но брат ее проигнорировал.
— Отец — трусливый хорек, которого всем вечно приходилось вытаскивать из полной ж…
— Джим! — возмутилась Лили.
— Что? — невинно захлопал глазами мальчик. — Если так и есть? Тем более, так дядя Рон всегда говорит…
— А Роза говорит, что…
— Розе вообще не свойственно молчать, так что не думаю, что нам стоит слушать все, что ей там придет в голову… — отмахнулся Джеймс.
— Она сказала, что ты надул кошку мистера Филча.
— Болтушка твоя Роза, — изрек мальчик, извлекая откуда-то из-за коробки мешочек с Всевкусными орешками. — Хочешь?
— Нет, — покачала головой Лили. — Ты чего постоянно ешь? Как Альбус…
— Я расту, и не надо меня сравнивать с этим коротконожкой…
— У него нормальные ножки, — Лили отобрала у брата мешочек с орешками. — Он ведь еще маленький…
— Ага, как ножки, так он маленький, а как слопать все конфеты из вазы и вазу облизать, он вполне способный, — заметил Джеймс. — И отдай мне орешки.
— Обещай, что в школе возьмешь меня с собой, если соберешься разбираться с Малфоем, — Лили спрятала руки за спину.
— Отдай орешки, — нахмурился Джеймс.
— Обещай — и отдам.
— Ладно.
— Нет, ты скажи…
Мальчик уже открыл рот, чтобы ответить, но дверь на чердак отворилась, и на пороге появилась рассерженная мама с каким-то зельем в руке:
— Лили! Целитель сказал, чтобы ты не вставала!
— Но, мама, Джим ведь приехал…
— В кровать, а Джим твой может и в твоей комнате с тобой общаться, — сурово произнесла Джинни. — И тебе пора принимать лекарства.
— А где папа?
— Он с дядей Роном ушел за подарками, — мама суровым взглядом провожала ребят, когда они поднялись, немного отряхнулись и стали спускаться вниз по узкой лесенке.
— О, блеск, — фыркнул Джеймс. — В этом году нас ждут незабываемые сюрпризы под елкой.
— Джим… — мама чуть недовольно покачала головой, но в уголках ее глаз теплилась улыбка.
— А что я? Я тут буду совершенно ни при чем, — они дошли до комнаты Лили.
— Джеймс, спустись и посмотри, как там в манеже Ал, — попросила мама. — Он спал.
— Нееет, — почти взмолился мальчик. — Уж лучше я Лили лекарства буду давать…
— Без разговоров, — и Джинни подтолкнула мальчика к лестнице. — И если он проснулся, дай ему молоко…
Джеймс насупился и, громко топая по ступеням, направился в гостиную. У дальней стены, недалеко от вчера наряженной елки, был манеж Альбуса, в котором уже проснувшийся братец стоял, держась за края, и чему-то небесно улыбался. Увидев Джеймса, он захлопал в ладоши и затопал ножками, издавая булькающие звуки. Почему-то братец никогда с ним не разговаривал, хотя в присутствии Лили или родителей трещал, как Слизнорт после бутылки Огневиски.
— Ну, и по какому поводу такая бурная радость? — нахмурился мальчик, беря со стола бутылку с молоком и подходя к манежу. Джеймс знал, что Альбусу нужно держать бутылку, иначе он выльет все молоко на себя, но перспектива эта не сильно вдохновляла Джима. Вообще младший брат был редкостным лентяем, отказываясь пить из кружки и заставляя до сих пор поить его из бутылки, как младенца. Зря они его баловали, ой, зря…
— Лопай, толстощекий, — Джеймс осторожно засунул в уже раскрытый в предвкушении рот Ала соску и стал поддерживать бутылочку. — Такой огромный уже, а все из детской бутылки питаешься, косолапый. Говорил тебе: чашку надо учиться держать, а не конфеты тырить! Если бы ты… Ал, нет!
Джеймс не успел отскочить, когда Альбус, выпустив изо рта бутылочку, сделал громкое «Пффф», выплевывая молоко небольшим фонтаном прямо на брата.
— Ты зараза лохматая! — закричал Джеймс, глядя на то, как молоко растекается по его спортивным брюкам. А Альбус смеялся и хлопал в ладони, слизывая капли с подбородка.
— Ты чего так на него кричишь, Джеймс?
Мальчик оглянулся, зло сверкая глазами, к вошедшим из каминного холла Гермионе и ее детям. Они снимали на ходу шапки и перчатки.
— С Рождеством наступающим.
— У кого Рождество, а на кого плюют и этому радуются, — пробурчал мальчик, сунув бутылку в протянутые руки Ала и отходя. Пусть сам теперь возится, нюхлер пучеглазый…
* * *
Полоний:
— Что вы читаете, принц?
Гамлет:
— Слова, слова, слова.
Скорпиус мерно шагал по своей комнате, держа в руках книгу в темном переплете. Он уже был в парадной мантии и то и дело поглядывал на часы, что стояли на каминной полке. Наверное, гости уже начали пребывать в поместье, но мальчик не спешил покинуть прохладную тишину своей комнаты. Вечер обещал быть длинным…
Он поднес к глазам книгу, хотя многие строчки успел запомнить наизусть за те две недели, что провел летом в Италии. Там он мог читать все время, не опасаясь, что в любой момент его могут оторвать от книги, к которой он почему-то привязался так, как никогда не привязывался к людям. Словно в этой книге было что-то, что мальчику было жизненно необходимо. Именно сейчас, именно здесь…
Комната была пуста, если не считать Донга, который перекладывал одежду Скорпиуса в шкафу. Но домовика было нечего опасаться, иногда Скорпиус вообще забывал, что эльф в комнате и может слышать его.
«Гамлета» нельзя читать про себя. «Гамлет» должен звучать…
«В высоком Риме, городе побед,
В дни перед тем, как пал могучий Юлий,
Покинув гробы, в саванах, вдоль улиц
Визжали и гнусили мертвецы»…
Скорпиус чуть усмехнулся, поднимая глаза к окну. Если взять бинокль, то отсюда можно увидеть фамильный склеп Малфоев, что приютился в самом дальнем конце поместья…
«Кровавый дождь, косматые светила,
Смущенья в солнце; влажная звезда,
В чьей области Нептунова держава,
Болела тьмой, почти как в судный день;…»
Голос звучал четко и немного гулко в прохладе серо-зеленой комнаты. Мальчик видел, как за его шагами и голосом следят подвижные уши Донга. Он опять посмотрел на часы: еще пять минут, и придется идти. Но ничего: книгу можно унести с собой, в памяти, которая, как губка, впитывала любимые строки…
«Такие же предвестья злых событий,
Спешащие гонцами пред судьбой
И возвещающие о грядущем,
Явили вместе небо и земля
И нашим соплеменникам и странам…»
— Скорпиус, ты почему не спускаешься?
Мальчик вздрогнул и обернулся, захлопывая книгу. В двери заглядывал Тобиас, в парадной мантии, с аккуратно зачесанными назад волосами. За его спиной маячила Парма.
— А стучаться вас не учили? — Малфой медленно убрал книгу в карман мантии, надеясь, что она поможет ему перенести очередную «рекламную акцию», заменявшую в их семье рождественский вечер.
— Мы стучали, — очень правдоподобно солгал Паркинсон. — Там уже и Забини, и Гойлы приехали, кажется, Фоссеты тоже…
