Гриффиндор, гиппогриф тебя затопчи!

— Скорпиус!

— Я тебя слышу, Присцилла.

— Ты так и будешь стоять здесь?

— А я тебе мешаю? — усмехнулся он, открывая дверь в купе и пропуская девочку вперед.

— О! — усмехнулась Парма Паркинсон, отвлекаясь от взрывающихся карт, в которые играли Тобиас и Энжи. — Хорошо провели время?

Присцилла надменно подняла брови, садясь на свое место и демонстративно поправляя волосы, а Скорпиус лишь пожал плечами.

— Мы думали, вы нашли пустое купе… — Парма уже надела мантию, но галстук был расслаблен, а вместо гольф красовались розовые носочки. — Где вы были?

— Парма, — Тобиас попытался отвлечь сестру, которая испытывающе смотрела на Скорпиуса, а тот лишь криво усмехался. До чего прилипчивая девчонка…

— Скорпиус, — рядом села Лиана, с которой было, кажется, общаться приятнее, но и с ней говорить было неохота. — А, правда, что ты владеешь Непростительными?

Малфой метнул гневный взгляд в Энжи, а та сделала вид, что поправляет гольфы. Все девчонки — болтушки.

— А тебе зачем? — поднял он бровь, понимая, что все в купе слушают их разговор. Черт дернул его однажды при сокурсниках бросить Граффу те насмешливые слова. На Поттера это подействовало, как пренебрежительный книксен на гиппогрифа. Видимо, не один лохматый запомнил… Жаль, он еще не владеет заклятием Забвения…

— Мне интересно, возможно ли теоретически, чтобы волшебник одиннадцати-двенадцати лет постиг такие сложные заклятия?

Малфой усмехнулся, почувствовав себя подопытным нюхлером, на котором испытывают какую-то теорию.

— Теоретически возможно все, — хмыкнул мальчик, направляя палочку на карту, что держала в руке Энжи. — Фламео.

Карта легко хлопнула и взорвалась.

— Ай! Ты идиот, что ли?! — рассердилась Энжи, метнув на Скорпиуса гневный взгляд, а тот спокойно убрал палочку. За болтливость тоже нужно иногда платить…

Малфой резко повернулся и успел поймать на себе внимательный взгляд Присциллы.

— Так, — протянул он, — или ты прекращаешь меня разглядывать, словно я гиппогриф с малиновыми перьями, либо говоришь, что тебе от меня нужно…

Присутствующие в купе тут же затаили дыхание, но Малфою было наплевать. Одним своим бесцеремонным вмешательством в разговор с Поттером и Уизли Присцилла заслужила легкую встряску. Каждый должен получать то, что заслужил.

— Скорпиус, а тебя не учили… — надменно начала учить его Забини, взмахнув ресницами.

— Меня многому учили, — перебил он девочку, начиная раздражаться. — Итак, или ты прекращаешь на меня таращиться, я тебе не галеон, а ты не гоблин…

— Малфой! — вскрикнул Фриц, но сестра осадила его одним взглядом.

— Или что? — холодно спросила Забини, явно не собираясь отступать.

— Или мы проверим, насколько я владею Непростительными, чтобы узнать у тебя, почему я стал объектом твоего пристального внимания, — спокойно объяснил Скорпиус, потом встал и пошел к дверям в полной тишине…

— Малфой, что с тобой?

Он отвернулся от окна, у которого стоял, подставив лицо ветру. На него обеспокоенно смотрел Тобиас.

— А что тебя не устраивает?

— Это тебя что-то не устраивает, судя по твоему поведению. Что ты на всех рычишь?

Скорпиус пожал плечами:

— Отвык от большой компании.

— Это из-за твоего деда?

— А при чем тут мой дед?

— Мама говорит, что твой отец на тебя жаловался. Ну, что ты стал неуправляем после смерти мистера Малфоя, — Тобиас встал рядом, с сочувствием, от которого тошнило, глядя на товарища. — Если что, ты скажи, мы же все понимаем…

— Вы ничего не понимаете, — покачал головой Скорпиус, отворачиваясь. Они не понимали, потому что он сам пока ничего не мог понять.

— Ну, ладно, — Тобиас помялся, а потом вернулся в купе.

Малфой хмыкнул: наверное, Паркинсоном руководило не только любопытство, но и, может, искренняя обеспокоенность, но вот остальные точно сейчас открыли от азарта глаза и выспрашивают Тобиаса, что и как…

Мимо пробежал какой-то мальчишка, совсем маленький, в мантии без всяких нашивок и эмблем. Скорпиус схватил его за шиворот.

— Что? — испугался первокурсник, пытаясь освободиться.

— Какого гиппогрифа ты тут носишься?

— А что, нельзя? — с вызовом ответил мальчишка.

Малфой пожал плечами и отпустил его:

— Можно, беги.

Первокурсник ринулся дальше по коридору, оглянувшись, и в следующее мгновение его настигло заклинание Скорпиуса:

— Petrificus Pedis.

— Ааай, — закричал мальчишка, падая, когда его ноги сковало заклятием. Но Малфой уже скрылся в купе.

— Быстрее бы, — Джеймс потер живот, который отозвался призывным урчанием, — гиппогрифа бы съел…

— Жареного или сырого? — насмешливо спросил сидевший рядом Вернон Вейн, разглядывая первогодок, что выстроились в ряд перед столом преподавателей.

— Гиппогрифов не едят, это запрещено законом об Ограничении… — начал Ричард Графф (нос его облезал, видимо, успел где-то сгореть).

— Графф, видишь вон ту девочку с каштановыми волосами? — Джеймс указал на Розу, что шепталась с Уильямсом, глядя, как Фауст выносит табурет и Шляпу. — Обязательно познакомься с ней, думаю, тогда вы проведете немало приятных минут, а мы, наконец, познаем покой…

Ричард отвернулся, а Джеймс лишь хмыкнул, оглянувшись на стол Слизерина, где Малфой сидел между Паркинсоном и Флинтом, скучающе вертя в руках вилку, пока Шляпа исполняла очередной свой шедевр. Ни слуха, ни голоса…

— Дэниэл Боунс!

Наконец-то, распределение началось, значит, скоро уже можно будет поесть. Почти в полной тишине зала, нарушаемого только шушуканьем и шагами вышеупомянутого первокурсника, желудок Джеймса снова напомнил о себе. Близсидящие гриффиндорцы засмеялись.

— Поттер! — шикнул Графф, видимо, прочувствовавшийся торжественностью момента, когда Боунс напялил на макушку Шляпу.

— Тогда уж не «Поттер!», а «Желудок Поттера!», — ответил Джеймс, и гриффиндорцы опять засмеялись. Мальчик улыбнулся двум третьекурсницам, и те захихикали.

Они прослушали, куда же определили Боунса, но раз уж он вприпрыжку, как ошпаренный нюхлер, понесся к столу Рейвенкло, значит, туда ему и указана Шляпой дорога.

— Шицко Ченг Дантес-Фьюджеральдино… — кажется, Фауст три недели до этого репетировал, потому что не допустил ни одной запинки, произнося всю эту ересь.

Узкоглазый товарищ Розы смело шагнул к табурету и получил приговор («Гриффиндор») еще до того, как Шляпа угнездилась на его темном затылке.

— Вот такого зверя у нас еще не было, — прокомментировал Джеймс, глядя, как новоявленный гриффиндорец занимает место рядом с Почти Безголовым Ником.

— Эй, Поттер, в пятницу тренировка.

Мальчик наклонился через стол и кивнул Крису Вуду, ставшему за лето раза в два выше и в три — шире в плечах. Интересно, а он начал бриться?

— Рейвенкло!

Джеймс пропустил, кого же отправили на факультет умных, да и не важно: он вспомнил, что у него в кармане лежит вырванный из книжки Розы листок. Пока кузина со своими новыми друзьями разглагольствовала на тему «сколько книг можно выучить наизусть», Джеймс пролистал ее учебник «Истории Хогвартса» (там были интересные картинки) и даже нашел кое-что интересное. Теперь это «кое-что» лежало в кармане мантии в ожидании своего часа…

— Грег Грегори!

Ну и имечко, подумал Джеймс, скучающе глядя на стол преподавателей, где, кажется, никто не скучал и есть особо не хотел. Хагрид и профессор Лонгботтом по очереди подмигивали Розе. Словно на Хогвартс напал нервный тик…

— Лиана МакЛаген!

О, МакЛаген? Почкуются они что ли, эти слизеринцы? Ой, а почему…?

— Рейвенкло! — возвестила Шляпа, но, кажется, несостоявшаяся слизеринка вовсе не расстроилась.

— Парма Паркинсон!

Паркинсон? Куда нам еще Паркинсон?! Хотя почему «нам»?

— Слизерин!

Туда вам всем и дорога, змееныши…

— Майкл Уильямс!

Что ж, если и этого на Гриффиндор, то Розе сама судьба предопределила повторить судьбу Гермионы. Кошмар, бедные мальчишки…