Что торговля? Купи, продай, снова купи, и снова продай… Другое дело Астрал, коварный, бурный, полный опасностей и неоткрытых аллодов.

Но в своём стремлении Упрямый был одинок. Ни брат, ни сестра, ни даже матушки не разделяли его увлечений.

— Да ты что! — в который раз возражали они. — Наш род славен тем, что из поколения в поколение занимался торговлей. Думаешь, легко продавать? На самом деле — это целое искусство! Договорится, доставить, выгодно преподнести…

— И, кроме того, — вторили иные, — это прибыльное дело… Думай о своём будущем! Придёт время, и ты поймёшь, что в жизни есть иные ценности, чем твои «астральные походы». Они, безусловно, нужны, но…

И вот это «но» перечёркивало всё. Упрямый замкнулся.

Сверстники всячески сторонились его, меж собой прозывая чокнутым. Мальчишку часто видели одного, где-то на околице, играющим самодельными корабликами.

— Тебе сколько лет? — ругались матушки. — Здоровый лоб, а всё маешься ерундой!

А ему виделось, как его судёнышки достигают Исы.

— Тьфу, ты! — в сердцах сердились матушки.

Они не раз пытались доверить старшему сыну хоть какое-то дело в лавке. Младшие были и то смышлёней!

— В конце концов, когда ты уже будешь слушаться? — ругались матушки, но Упрямый словно ничего не понимал. — Так! Сегодня у тебя задание…

И начиналось: сделай то, сходи туда, принеси… подай… Да не спи ты! Тьфу, ты! Ну, что за олух!

Упрямый постоянно подводил. То принесёт не всё, то пойдёт не туда…

Матушки ругались, но, как и все матери, жалели непутёвого… До поры, до времени.

Упрямый до сих пор помнит тот случай, когда заигрался в лавке и не заметил, что какой-то вор стянул у него из-под носа почти всю выручку за месяц, которую матушки хранили в небольшом ларце.

И вот тогда ему досталось.

— Да гори они пропадом, твои кораблики! — резко подхватив деревянные поделки, матушки швырнули их в огонь.

Упрямый потупил взор, закусив от обиды и досады нижнюю губу. Он даже не заметил, как там выступила кровь.

В тот момент в пламени костра горели не игрушки, а его мечты на будущее…

— Убирайся с глаз! — донеслось до его сознания.

Он с трудом поднял глаза, еле-еле сдерживая слезу. Так в этот момент хотелось сказать, что он не хотел, чтобы так вышло.

Разве не говорил раньше, что не хочет быть торговцем? Разве не предупреждал? А его заставляли… требовали… Даже в гавань не пускали.

А вот теперь…

— Отправляйся к тёткам, — сердито наказали матушки…

Упрямый снова вытянул флягу и сделал глоточек. Его глаза, затянутые поволокой, уставились вдаль.

Как же давно это было! А до сих пор помню всё до мелочей, — гибберлинг даже не заметил, что сказал это вслух.

— Что? — переспросил Бор, отрываясь от своих дел.

— Да так… мысли вслух…

Откуда-то налетел резкий порыв ветра.

Лето в Арвовых предгорьях холодное. Воздух особо не прогревается.

— А что говорят, будто арвы свою мочу пьют? — спросил я, не поднимая взгляда на Упрямого.

Что-то уж больно длинная пауза у нас вышла.

Гибберлинг скривился и тут же поперхнулся, при этом сильно закашлявшись. Вот не думал, что Упрямый такой брезгливый. Всё мне демонстрировал обратное, а тут только услышал про мочу…

Ноздри гибберлинга раздулись до неимоверных размеров.

— Ты… ты… Это тебе моя сестрица рассказала?

— Нет… другие…

— Твою мать! Скажи ещё, что весь Сккьёрфборх уже судачит.

Я пожал плечами, вдруг начиная понимать, что мы говорим о разных вещах.

— Было… не было… — сердито буркнул Упрямый, закрывая флягу. — Я не по своей воле…

— Ты пробовал их мочу?

Гибберлинг вскочил и кинул на меня испепеляющий взгляд.

— Ещё раз скажешь об этом…

Он резко развернулся и ушёл в сторону.

Про мочу мне говорили Ползуны. Это было пару недель назад. Они как-то в разговоре обмолвились о том, что у арвов есть такой обычай. Таким образом, горняки вроде бы скрепляют дружбу промеж собой. А ещё, кажется, при этом у них есть обычай обмениваться жёнами…

Интересно, а как это Упрямого угораздило «побрататься» с кем-то из арвов? Он, конечно, навряд ли расскажет… Слушай, Бор, а, может, он от того так часто и попивает «обжигающий эль», чтобы заглушить привкус «горняцкого напитка»…

Я тихо рассмеялся своей шутке, поглядывая в сторону Упрямого. А потом быстро взял себя в руки и стал заканчивать с починкой обуви.

Таинственного шёпота больше не было. Я снова был склонен думать, что в том случае виновата усталость. Тут же вспомнилась Сиверия. А именно видение умирающего города людей Зэм. Тогда мы тоже все были уставшими и напуганными…

Хотя… хотя, причём тут усталость? Как будто я мало двигаюсь. Вон сколько дорог исхожено! И ничего… живой.

Нет… дело в другом… В Сарнауте немало странных мест. Может, я чувствителен к ним, а? Как думаешь? Другие не ощущают этого, а я — напротив.

Закончив с торбазами, я стал готовиться ко сну. Тут откуда не возьмись рядом очутилась Стояна.

В её глазах были видны нотки извинений… Так, по крайней мере, мне казалось. Стояна смущённо улыбнулась и прижалась всем телом.

Я ничего не говорил, лишь обнял девчушку.

— Будем спать? — тихо спросила друидка.

И мы с ней легли, укутавшись в широкую тёплую бычью шкуру. В качестве подушки Стояна использовала мою руку. Причём ту, на запястье которой был надет подаренный ею браслет. Крепко сжав в своих маленьких ладошками мою огрубевшую длань, она быстро прильнула спиной к моему телу, и тут же тихо-тихо засопела.

Белые ночи уже начинали порядком надоедать. Привыкнуть к тому, что постоянно светло, было очень сложно. Думаю, поэтому-то сон не наступал так быстро, как раньше.

Стояна заснула, как тот уставший за день ребёнок. Везёт ей…

Я вдруг впервые осознал, что почти ничего не знаю об этой девчушке. Откуда? Что приключилось с родителями? Есть ли иные родственники? Да и вообще…

К её странностям я уже начал понемногу привыкать. Большинство женщин ими обладают, правда, у каждой они свои. Главное, не принимать близко к сердцу… Иначе седые волосы появятся раньше положенного срока.

Я улыбнулся этим мыслям, подспудно отмечая, что становлюсь каким-то язвительным… Особенно в последнее время. Наверное, сказывается нехватка острых ощущений. От того, между прочим, ко мне и уныние всё чаще приходит.

Ну, ничего! Разберёмся с пленными гибберлингами, авось полегчает… Приключеньице может оказаться славным.

С этими мыслями, я постепенно стал засыпать.

С наступлением утра стало ясно, что землю сковали приморозки. На камнях, особенно там, где они были влажные, виднелись белёсые щёточки инея. Когда солнце приподнялось выше, стало теплее, однако в горных расщелинах ещё виднелся туман. Он будто прятался по распадкам, боясь дневного света.

Мы долго взбирались по пологой круче. Растительности становилось меньше, да и живности тоже.

Воздух был холодный, благо — стояло безветрие. Двигаться приходилось медленнее, иначе все начинали задыхаться и останавливаться, чтобы восстановить силы.

Стояна, которая по-прежнему шла впереди отряда, первой достигла вершины очередной горной гряды. И вдруг она резко нырнула к земле. Мы тут же последовали её примеру. Я освободился от поклажи, и быстро подобрался к друидке.

Она, молча, указала кивком вперёд. Сзади приблизились Крепыши и Упрямый.

Внизу расположились арвы. Их было не так уж и много — около двадцати.

— Это те же, или иные? — спросил кто-то.

Мы все долго всматривались в лагерь внизу. Наконец, Стояна заметила кое-что:

— Вон, за тем камнем, вижу связанного гибберлинга… одного…

— Одного? — переспросил Орм, напрягая зрение. — Почему одного?

— Спроси, что-нибудь полегче…

Подул легкий ветерок и в нос ударил какой-то знакомый запах. Он был настолько мощным, что у меня стала кружиться голова.

— Кудрявый лишайник, — бросил Упрямый. — Тут весь склон им усеян. Летом из-за солнца, у него случаются маслянистые выделения. От них и этот запах…