Жак Эреньен (шепчет). Отец! Отец! (Колеблется, рассеять ли заблуждение отца или принять его слова как внезапное пророчество.)
Пьер Эреньен. Я чувствую, я люблю, я понимаю его; даже и в этот час оно одно несет единственную еще возможную весну! (Запрокидывает голову и умирает.)
Жак Эреньен целует своего отца. Он приникает губами к его губам, как будто запечатывает их, как будто хочет уловить ту первую истину, которую они возвестили.
Жак Эреньен. Понимал ли он сам смысл своих слов?… «Единственную еще возможную весну!…» (Постепенно возвращается к действительности и овладевает собою.)
Нищие, крестьяне, рабочие окружают его. Пастух долго пожимает ему руки. Носильщики поднимают тело и пускаются в путь. В эту минуту толпа женщин и детей, спускавшаяся по дорогам, ведущим из города, выходит на перекресток. Их сопровождают старики.
Старик (останавливается и указывает на тело Пьера Эреньена). Покойник! Это Эреньена несут на носилках?
Второй. А что это за толпа?
Третий. Вся деревня хлынула в Оппидомань.
Четвертый. Не думают ли они, что там их примут с распростертыми объятиями? (Кричит.) Эреньен! Эреньен!
Эреньен. Кто зовет меня?
Старик. Оппидомань заперлась в своих стенах; она но примет бродяг и мертвецов, которых ей посылает равнина…
Эреньен. Я возвращаюсь домой; я потерял отца; я сам хочу похоронить его и спасти от грабежа и поругания.
Старик. Вас прогонят пулями; оттуда изгоняют всех, кто не участвует в защите.
Второй. Там взрывают мосты. Стены ощетинились войсками.
Третий. Город уже не разбирает, кого он гонит. Никто не узнает вас.
Четвертый. Идти туда – безумие.
Пятый. Это значит бросать вызов смерти.
Шестой (уговаривая). Останьтесь с нами, ради нас. Вы нас спасете.
Эреньен. Клянусь, что я войду в Оппидомань. Если вы сомневаетесь в этом, не следуйте за мной.
Старик. Мы больше не можем.
Крестьянин. Лучше умереть у себя дома.
Старики, нищие и кое-кто из крестьян остаются на месте. Остальные – и пришедшие из города, и явившиеся с равнины – следуют за Эреньеном. Похоронная процессия медленно удаляется.
Старик. Эреньен – единственный человек, сохранивший твердость и мужество перед надвигающейся грозой. Может быть, его и примут там…
Второй. А тех, кто следует за ним, перебьют поголовно.
Третий (поворачиваясь к равнинам). Посмотрите туда; враг поднимает стихии, чтобы повести их на бой. Он сдерживает, направляет, укрощает, бросает их на неприятеля.
Четвертый. И, умертвив деревни, он уничтожит города.
Старик из города
(самый старый)
О, города! О, города!
Их суета и вечное волненье,
Их ярый вой, их злоба и гоненье
На простоту, им чуждую всегда.
О! Эти грешные пред небом города!
Тупой, уродливый их строй,
Их необузданный разврат,
Их магазины, рестораны,
Где гроздьями грехи висят,
Как шесть грудей на статуях Дианы,
Нечистой жаждою воспламеняя взгляд.
О, города!
Там юность блекнет и теряет цвет,
Там в героизме смысла нет,
Забыта справедливость навсегда.
О, города, о, города!
Возникнув из земли зловонными цветами,
Они простерли щупальца, как спруты,
И, так же хищны, вкрадчивы и люты,
Сосут из мира кровь бесчисленными ртами.
Крестьянин (старикам). Если бы не вы, горожане, наши нивы цвели бы, наши риги не могли бы вместить зерно! Если бы не вы, мы были бы сильны, здоровы и спокойны. Если бы не вы, наши дочери не шли бы на панель, а наши сыновья – в казармы. Вы запятнали нас своими вожделениями, своими пороками, и вы же спустили с цепи это чудовище – войну.
Горожанин (крестьянам). Пеняйте на себя. Зачем вы являетесь к нам жадными полчищами? Из деревенской глуши вы приходите грабить и воровать; вы скудоумны, ваши мелкие душонки так черствы и свирепы, что вас не отличишь от разбойников. Вы поставили за всеми прилавками вашу скупость и плутовство. Вы постепенно заполнили все конторы на земле. И если наш век скрежещет бездарными, раболепными перьями,- виною миллионы ваших рук, готовых переписывать до гроба.
Крестьянин. Мы были вам необходимы. Не вы ли огласили призывами наши поля?
Горожанин. Вы – тесто, замешанное на посредственности; батальоны, занумерованные ничтожеством. Вы – причина медленного одряхления городов, их косности и тяжеловесности. Если бы не вы, город еще сохранил бы легкость, бодрость, подвижность. Если бы не вы, по-прежнему процветали бы отвага, живость, горячность. Если бы не вы, сон не парализовал бы жизнь, смерть не напитала бы землю кровью.
Старик. Эй, не думаете ли вы, что враг, сложив руки, ждет конца ваших пререканий? Если наш город погибнет, то из всех бесполезных слов, из бесцельных споров, из многословия и красноречия, которые столетиями сыпались на него, наверное можно будет соткать ему погребальный саван. Говоруны – единственные виновники несчастий.
Второй. Все сговорились против Оппидомани. Как в падали гнездится тысяча личинок, так в ней заложены тысячи причин ее гибели. Счастье, что там, в далеких землях, еще могут появиться спасители!
Третий. Уже второй день невиданный мятеж держит в страхе весь город. Народ укрылся на кладбище, лежащем за старыми кварталами. Могилы и склепы служат ему убежищем. Он бастует. Правительственные войска отрезали ему пути.
Крестьянин. Оппидомань одновременно стала осажденной и осаждающей.
Старик. По примеру Рима – чернь ушла на Авентин.
Второй
Позор! Позор – идти с бессмысленной толпой,
Чья злоба и безумие слепое
Ввергают в ужас и шатают мир.
В такие дни, когда бунтует порох,
Она, забыв в междоусобных спорах,
Что единенье – крепости залог,
Дробится, рассыпаясь, как песок.
Какая ж истина бесспорна и крепка,
Где очевидность, аксиома века?
Где смелая и твердая рука
Смиряющего стадо вожака?
Ужели в мире нет такого человека?
