Эреньен. Они превратятся в ничтожество, в прошлое, в пыль. Итак, идете вы за мной?
Эно. Нет.
Эреньен. Хорошо, мы совершим великие дела без вашего участия…
На улице снова восторженные крики. Эреньен, подойдя к окну, принимает приветствия.
Ле Бре (Эно). Он всегда изумляет меня. Он видит препятствия так же ясно, как мы с тобой. Как же он их надеется преодолеть, на какое он рассчитывает чудо? И кого не увлекла бы, не закружила бы огненная буря его души?
Эно. За этого человека стоят неведомые силы жизни! (После паузы.) Что бы ни было, я с ним!
СЦЕНА ВТОРАЯ
Разрушенный дом. Ночь. Передовые посты. С одной стороны – холмы и окопы, с другой, вдалеке, едва освещенные стены Оппидомани. Ле Бре сидит на груде камней, против него неприятельские солдаты и один офицер. Все время подходят новые безмолвные группы.
Ле Бре. Глава Оппидомани – народ. Правители, судьи, нотабли – в его руках. Они не подозревают неизбежности своего поражения и тешатся призраком власти. Но то, чего хочет Эреньен, сбудется.
Офицер. У нас не смеют больше прибегать к наказаниям. Все узы, связывавшие нас с нашими начальниками и королями, разорваны. Мы – жалкие слуги – стали повелителями. Подумать только, что после двадцати месяцев войны, после завоевания шести провинций и взятия десяти крепостей – теперь мы, обессиленные, сами терпим неудачу пред вашей обезумевшей столицей!
Ле Бре. Ордэн придет?
Офицер. Я жду его.
Ле Бре. Мне хочется поскорей его увидеть. Я его не знаю.
Офицер. Ему пятьдесят лет. Он простой капитан. В жестокие, сумрачные зимы, в оледенелых наших землях, в унылой снежной скуке маленького гарнизонного городка он покорил меня своей волей, своей верой. Он садился ночью у моего камина, возле моей лампы, и мы спорили. Творения Эреньена просветили его. Они стали и моим светочем. Ордэн разъяснял и раскрывал их смысл с такой покоряющей убедительностью, что они казались мне самой неоспоримой истиной во всей сокровищнице человеческого духа. Ах, эти дружеские пылкие ночные беседы! Вы, люди Оппидомани, никогда не поймете, какие чудеса может сотворить книга в суровых, обездоленных и высоких душах – там, в странах пустыни и мрака!
Почти одновременно с разных сторон входят Ордэн и Эреньен, за ними следуют офицеры и солдаты.
Ордэн. Вот и я. Эреньен, я горжусь тем, что знаю вас. Нет мысли, которой я не разделял бы с вами.
Эреньен. Я чувствовал по вашим письмам, что могу на вас надеяться. Мы оба ставим жизнь на карту, мы любим друг в друге одну и ту же идею, глубокую и прекрасную.
Пускай зовут изменниками нас,-
Мы лишь сейчас почувствовали сами,
Что стали всемогущими творцами
Грядущего. И ныне вправе мы
Глядеть на мир светло, с открытою душою.
Мы примиряем два народа меж собою.
Творим добро мятежною рукой,
И в нашем сердце мир, отрада и покой.
Ордэн. Вы правы, и хотя завтра битва, но душа моя спокойна. История уже давно оправдала наш союз.
Эреньен. Если бы понадобилось чудо, оно, наверное, свершилось бы сегодня. Воздух, которым мы дышим, небо, которое мы видим, биение крови у нас в висках, всеобщий пожар, в котором каждый из нас лишь огненная искра,- все предвещает рождение новой истины.
Ордэн. Я вел пропаганду без устали. Сначала в полной тайне. Затем надзор ослабел настолько, что осторожность стала излишней. С тех пор как маршал Гарменс, единственный подлинный вождь, впал в немилость, армия наша стала мифом.
Ничего толком не зная, солдаты все же догадываются о ходе событий. Достаточно приказа, и все пойдут к Оппидомани, счастливые, братски доверчивые. Многих погибших генералов заменили капитанами, из которых некоторые на нашей стороне. Только старых командиров, по-моему, не убедишь. Если мы начнем медлить, если не выступим завтра же, они могут стать опасными для нас.
Эно. Как завтра? А время для подготовки…
Эреньен. Нужно действовать молниеносно.
Эно. Но ведь необходимо, чтобы Оппидомань знала, чего мы хотим.
Эреньен. Сегодня она догадывается. Завтра – будет знать.
Эно. Но нельзя привести в движение тысячи людей, открыть ворота города, не приняв предварительно никаких мер, не обеспечив полного успеха.
Эреньен. Все меры приняты, успех мною обеспечен. Вы один колеблетесь и трепещете. У вас нет веры, и оттого вы боитесь довериться.
Ордэн. Вот что я предлагаю: завтра в семь часов вечера, с наступлением темноты, все, кто здесь находится, и все наши друзья приказывают своим солдатам мирно идти по направлению к Оппидомани. Те из командиров, кто еще остался в живых, к этому часу соберутся для празднования своей первой победы. Мой брат с тремя преданными нам батальонами окружит железным кольцом их разгульный пир. Движение войск начнется с востока, они направятся одновременно к Римским и Вавилонским воротам, а час спустя одновременно достигнут их.
Эреньен. Римские ворота слишком близки к Дворцу Правительства. Первые отряды должны войти через Вавилонские ворота и разлиться по кварталам плебеев. Вы увидите, какой замечательный у нас народ, с каким восторгом примет он вас, с каким доверием раскроет вам свою душу, бурную и великую. По дороге вы пройдете мимо двух казарм. К вам присоединятся солдаты, и вы достигнете сердца города, когда правители будут еще крепко спать. Только тогда вы направитесь к Римским воротам. Растерянность наших правителей и их сторонников поможет вам. Только пятьсот человек – консульская охрана – останутся им верны. Все другие войска, расположенные во дворце, встретят вас с восторгом. Если между охраной и нами завяжется бой, предоставьте нашим уладить это дело. Оставайтесь в стороне от всяких столкновений. Ни одного ружейного выстрела!
Ордэн. Мы в точности последуем вашим советам.
Эреньен. Только вы, как победители, можете осуществить нашу мечту. Революция всегда начинается отменой какой-нибудь привилегии: вы откажетесь от победы.
Офицер. Войны хотел только наш король.
Эно. Конечно, ваше нападение было несправедливым, вы начали войну…
Ордэн (прерывая). Последний раз уточним роли. Мой брат задержит наших командиров. В восемь часов три тысячи человек пройдут через Вавилонские ворота. Потом откроются Римские ворота, чтобы пропустить остальные батальоны. Никаких труб, никаких знамен; ни выстрелов, ни песен. Вступление будет внезапным, мирным и безмолвным. Правильно?
