* * *
Первая наша стычка с Латифой случилась из-за полированного итальянского зеркала. В тот момент мы как раз наводили в комнатах порядок, поскольку гостиная превратилась в гараж для детских колясок, а в спальне хранились сотни ванночек для Рафи, огороженный детский загончик переместился в кухню, кухня — на балкон, а балкон — к соседям.
Таким образом, в процессе передвижения мебели моя маленькая женушка велела Латифе перевесить зеркало в угол.
— Что? — остобленела от удивления Латифа. —
Зеркало в угол?
Где это видано? Все знают, что это наводит порчу на весь дом…
И Латифа, не жалея красок, рассказала нам, как ее соседка повесила зеркало в угол, несмотря на ее, Латифы, многократные предупреждения, и как в результате этого муж соседки всего лишь через неделю выиграл десять тысяч лир в лотерею, на радостях получил инфаркт и сдох как собака. Мы были потрясены. Зачем такие несчастья на нашу голову? Мы продали итальянское полированное зеркало старьевщику за медную монетку — вместе с двумя парами обуви и китайским веером.
Не прошло и трех дней, как нас снова постиг внутренний кризис. Мы попросили Латифу снять с потолка паутину, но наша Латифа вскипела, как вода в чайнике:
— Я не встану на лестницу, пока в доме есть маленький ребенок! Ведь он может, не приведи Господь, пройти под лестницей, и тогда он останется на всю жизнь лилипутом, которых в цирке показывают.
— Ну-ну, — отметили мы. — Ну-ну.
— Ничего себе ну-ну! Если хотите знать, у столяра, что живет напротив рынка, есть сын пятнадцати лет, и его рост лишь полметра. Потому что он вертелся среди лестниц в столярке. Если вы хотите сделать из вашего симпатичного малыша лилипута, сами сметайте пыль с потолка. Я к этому преступлению никакого отношения не имею!
Такая же судьба постигла и окна. Латифа сдела
ла
нам официальное заявление, что только безум
цы
моют окна по пятницам. Ведь каждому ребенку известно, что это может навлечь на дом, не дай Бог, пожар. Мы очень нервничали и пытались уговорить нашу домработницу: ладно, так и быть — пусть дразнит чертей. Но Латифа с порога отмела наше предложение, заявив, что она нам выплатит зарплату первого числа, если мы найдем во всем районе хоть одну домработницу, которая согласится мыть окна по пятницам. Мы вышли на улицу — и пожалуйста: домработница у портного напротив
как
ни в чем не бывало мыла окна…
— Паразиты, — заметила Латифа, — пару дней тому назад они застраховались от пожара.
Так мы и не получили от нее зарплату. Более того — проблема выбивания ковров снова настроила
ее
против нас. Она вышла из себя, услышав о наших коварных планах.
— Выбивать ковры в доме, где есть маленький ребенок? — возмутилась она до глубины души. — Да вы просто хотите уморить несчастного…
Как выяснилось, нет ничего более опасного для здоровья малыша, чем выбивание ковров. Там, где живет наша Латифа, о дефективных детях говорят: «Ну, верно, его мать выбивала по дюжине ковров в день!»
Из-за постоянной борьбы с бесовским промыслом мы стали несколько подозрительными и готовы были биться об заклад, поставив дрессированного охотничьего сокола против дырявого нефтяного бачка, что в суевериях Латифы содержится жутко рациональное зерно.
Тем не менее, мы, как пара интеллектуалов, попытались доказать этой отсталой женщине всю абсурдность ее наполненного суевериями мировоззрения.
Такой случай предоставился нам в тот прохладный вечер, когда мы спросили — не соизволит ли Латифа снять шторы?
Потрясенная нашим предложением домработница не верила своим ушам:
—
Снимать шторы в месяце хешван?
Да вы вообще двинулись мозгами! На Рафи нападет такая болезнь, что вы себе этого никогда не простите.
На этот раз мы держались стойко. Мы заявили энергичной женщине, что не собираемся принимать за чистую монету все ее глупости, кроме того, детский врач живет в нескольких шагах от нас. Латифа настаивала на том, что совесть не позволяет ей участвовать в этой возмутительной акции, но мы успокоили ее, заявив, что вся ответственность ляжет на нас.
— Ладно, тогда попрошу дать мне приказ в письменном виде.
Я тут же составил официальное заявление, согласно которому г-жа Латифа обратила наше внимание на ужасную опасность для здоровья нашего сына, которая может возникнуть в результате снятия штор, и что мы принуждаем ее совершить оное действие против ее желания. Мы с женой подписали этот документ, и Латифа, демонстрируя явное нежелание, сняла шторы.
Ребенок начал проявлять признаки беспокойства уже к вечеру, и к ночи температура у него поднялась до сорока. Придя утром, Латифа нисколько этому не удивилась, лишь ответила нам взглядом, пронизывающим до мозга костей.
Врач подтвердил, что у ребенка грипп.
— Откуда, — шептала жена, — откуда взялся грипп? Мы же берегли ребенка как зеницу ока!
— Как это откуда, — вмешалась Латифа, — я вам скажу откуда. Это все из-за снятия штор!
— Что? — удивился врач.
— Да, да, — подливала Латифа масла в огонь, — а где это видано — снимать шторы в месяце хешван, когда в доме маленький ребенок.
Мы показывали ей знаками, что она может возвращаться на кухню и не морочить нам голову.
— Она права, — заметил врач, — как можно снимать шторы в такой холод? Вот малыш и простудился из-за сквозняков. Ну что тут еще можно сказать?
Невозможно передать словами выражение лица Латифы, когда она передала врачу подписанную нами справку.
С тех пор в нашем доме нет никаких споров. Далее выяснилось, что стирка в воскресенье приводит к наводнению, а до наступления весны нельзя чистить дверные ручки, так как это привлекает змей в дом. А позавчера Латифа заявила, что Рафи будет здоровеньким, как Бен-Гурион, если не мести пол двадцать семь дней подряд. Таково положение на сегодняшний день.
По утрам Латифа приходит, усаживается в кресло и просит нас подать ей газеты и кофе.
Степень загрязненности квартиры побила все рекорды, но зато ребенок, слава Богу, перестал кашлять.
Дяди на веревочках
Все началось в тот злосчастный день, когда Дорон пришел в детский сад с известием: «Я смотрел "Пикколи"». Одна из воспитанниц учреждения, почти младенец по числу прожитых лет, но развитая не по годам, на удивление смышленая и симпатичная, побежала к отцу и сказала:
— Папа, я хочу «Пикколи».
— Ты еще мала для театра, — ответил отец со свойственной ему агрессивностью, — больше я не хочу ничего слышать на эту тему.
Теперь уже можно раскрыть, что вышеприведенная беседа состоялась между пишущим эти строки и его дочерью Рананой. Отсюда можно догадаться и о продолжении истории, то есть о том, что они пошли в кукольный театр как миленькие.
По дороге туда я вынужден был признать, что интерес Рананы к театру простирается значительно дальше, нежели я предполагал ранее. Дочь не скрывала от меня своих природных склонностей к сцене. Напротив, она заявила:
— Когда я вырасту, буду играть в театре.
— Что ты хочешь играть?
— В шарики.
Возможно, впрочем, что познания маленькой выскочки в области театрального искусства на этом заканчивались, ибо с выключением света в зрительном зале малышку объял ужас.
— Папа, — прошептала она, — почему темно?
— В театре всегда темно.
— Почему?
— Потому что так.
— Почему так?
Насыщенные беседы подобного рода в значительной степени способствовали просвещению моей дочери. Встав однажды на маршрут ответов на бесконечные «почему?», ты можешь свернуть с него, лишь радикальным образом изменив положение вещей, то есть при помощи различных продуманных предложений, как, например: «Смотри, Ранана, как папочка стоит на головке!» или «А кто хочет жвачку, пусть громко крикнет "Жвачка!"».
Да, образование — дело нелегкое! Как, к примеру, объяснить малышу, что в театре должно быть темно, ибо в визуальном аспекте… концептуально… я знаю?