Рассерженная жена знаками дала мне понять, что на киоск она ни в коем случае не согласна, но тут как раз позвонила г-жа Френкель и спросила, что у нас, 9.45 нам подходит? Я сказал, что работа в этом направлении ведется и что наши друзья из Южной Америки хотят встретиться с нами в гостинице, и г-жа Френкель заметила, что они и есть наши друзья из Южной Америки, и я извинился и объяснил ей, что вторая пара предлагает не ходить далеко, а посидеть возле какого-нибудь киоска и все тут, но жена моя категорически против. Госпожа Френкель несколько сдержанным тоном ответила, что, по ее мнению, если уж они приехали ради нас в Тель-Авив, то можно было бы съездить в старый Яффо. Я предложил ей оставить вопрос провизорно открытым и позвонил Зельде с жизненно важным ответом насчет 9.45. И что же? Зельда уже вышла со своим студентом и оставила мне номер, по которому ее можно найти с 10.15 или что-то вроде этого.

А тем временем доктор Френкель вышел с нами на связь и поинтересовался, решено ли что-нибудь насчет Яффо?

Я сказал ему:

— Дорогой доктор Френкель, почему бы вам самому не связаться напрямую с Гершоном и не согласовать с ним вопрос Авиталь, а мы тем временем будем ловить Зельду и выйдем, скажем, в десять тридцать, съездим в какое-нибудь симпатичное местечко на берегу моря или что-то в этом роде.

Моя женушка опять вмешалась, заявив, что терпеть не может морское побережье, и мы оставили вопрос, как мне показалось, довольно-таки открытым. Номер, который дала нам Зельда, был все время занят, а тем временем позвонила Циля и спросила, зачем я посылаю к ней каких-то дегенератов из Южной Америки? Как выяснилось, они полчаса выясняли с декоратором насчет встречи в фойе гостиницы, и вообще Авиталь еще не вернулась, и у них нет никакого желания переться в Яффо в среду. Я сказал Циле, чтоб они позвонили нам около 11 и получили свежую информацию, и тогда мы выйдем куда-нибудь.

Гершон, кстати, предложил кафе «Метрополис», но я выразил опасение, что там уже закрыто. Циля взяла на себя выяснение этого вопроса, но тем временем позвонила госпожа Френкель, сообщила, что они уже вызвали такси, и спросила, где им встречать супружескую пару декораторов. Я сказал ей: «Через несколько минут я отвечу, дорогая госпожа Френкель» — и позвонил папе друга Авиталь насчет Зельды. Тут же стало совершенно очевидно, что он не знает никакой Зельды, но это не вызвало во мне никаких эмоций, ибо я уже давно утратил бразды правления. Тем не менее я попросил отца обязательно перезвонить мне, если вдруг объявится какой-нибудь студент или кто-то еще.

Тем временем случился поворот к лучшему. Номер, который дала Зельда, вдруг освободился, и какой-то Москович ответил, что Орит уже вернулась из клиники, а Циля получила по телефону информацию, что «Метрополис» работает до 11.30, то есть еще четверть часа. На этом этапе организации и планирования женушка выразила мнение, что это кафе жутко дорогое, а суп там всегда вчерашний. Я объяснил ей, что сейчас все зависит от отца друга Авиталь или что-то в этом роде, особенно если учесть, что тем временем позвонила госпожа Френкель с Московичем и пожаловалась мне, что такси гудит внизу уже 10 минут, и Гершон срочно вошел в контакт с физиотерапевтшей, и наконец наладилась связь между бабушкой Орит и парикмахершей декоратора, у которой нет телефона, и водитель такси позвонил нам и спросил, что теперь делать, господин, и я ответил, чтобы он повесился на первом попавшемся тополе. Впоследствии выяснилось, что Москович тем временем встретился с госпожой Френкель, и ей позвонили из какой-то аптеки, но я уже выдернул телефонную розетку провизорно, и мы пошли спать, и пришла Орит — наша бебиситтер, и часы пробили полночь, и что касается моего мнения, то все могут пойти неформальным образом — вы уже знаете куда.

Курьер

Все началось с того, что на меня нашло ощущение праздника и я решил обзавестить новой парой замшевой обуви с подошвой типа «креп» с маленькими дырочками сбоку для сквозняка, как в Америке. Я зашел в один из магазинов на улице Алленби, в самом пупке Тель-Авива, и попросил у владельца фирмы, некоего г-на Трайвица, предоставить мне вышеуказанную обувь.

Сними обувь свою, велел мне г-н Трайвиц, и сделал я по словам его.

Однако вскоре выяснилось, что в магазине-складе нет замши, крепа и американских дырочек вместе, а есть все это по отдельности. Нас охватило отчаяние, но в последнюю минуту в голове г-на Трайвица зажглась субботняя свеча, и он проинформировал меня, что пошлет курьера в их филиал возле почты и тот принесет нужный образец через несколько минут. Тут же г-н Трайвиц легким движением спины вызвал курьера и сказал ему:

— Слушай, Ахимаец, подойди к филиалу, что возле почты, попроси там американский замш-креп номер сорок один, понял?

— Господин Трайвиц, — курьер дрожал всем телом, — я не знаю, куда надо идти, господин Трайвиц!

— Ты не знаешь, где почта?

— Это я как раз знаю.

— Ну так иди уже! Это очень срочно!

Короче, я просидел в магазине два часа и двадцать минут в носках, поддерживая оживленную беседу, а курьер все еще не возвращался. Господин Трайвиц и ваш покорный слуга немного нервничали, хотя старались этого не показывать. Мы уже обсосали все темы, начиная с Формозы и кончая правильным употреблением ложечек для надевания обуви. Беседа остановилась на точке замерзания, когда дверь распахнулась и в магазин, тяжело дыша, ввалился Ахимаец, чьи руки были пусты.

— Ну, — строго спросил господин Трайвиц, — где туфли?

— Ушли, — прошептал парень, — авиапочтой.

Внутреннее расследование показало следующее: многопутаник Ахимаец побежал на почту и стал в очередь к окошку № 4, как положено. Очередь двигалась медленно, ибо это было окошко для заказной корреспонденции, а один толстяк как раз принес 1200 писем из госучреждения, но нашему курьеру повезло, и через час он уже дошел до служащего почты. Ахимаец сунул коробку с моими туфлями в окошко:

— Замш-креп, Америка, номер сорок один.

— Восьмое окно. Следующий!

Ахимаец потащился к восьмому окну — взвешивание писем — и отдал пакет служащему:

— Замш-креп, Америка, номер сорок один.

Служащий взвесил пакет:

— Это в письме послать нельзя. Тут уже целая посылка.

Курьер замигал стеклянными глазами:

— Не важно. Господин Трайвиц так хочет.

— Ну, как знаешь, парень, — пожал плечами служащий, — куда это идет?

— Замш-креп, Америка, номер сорок один.

Служащий бросил взгляд в таблицу тарифов:

— По авиапочте это будет стоить тебе, парень, шесть двадцать восемь. Это срочно?

— Очень.

— Тогда еще четыре лиры. Деньги есть?..

— Есть, наверное.

И тут случилось несчастье. Служащий начал рассматривать коробку со всех сторон и нигде не нашел упоминания об адресе.

— Что это? — строго спросил он. — Вы писать не умеете?

— Не очень, — ответил Ахимаец, покраснев, —

у

меня восемь братьев, и только один из них учился читать в кибуце.

— Хорошенькое дело! — гневно бросил чиновник на идише, но потом все же человеческое в нем возобладало, и он взял ручку. — Какой адрес?

— Замш-креп, Америка, сорок один.

«Мистер Замш Крепп, США» — написал длинноносый служащий на коробке и нервно спросил:

— Ладно, но какой штат, какая улица?

— Господин Трайвиц сказал, там, где почта.

— Этого недостаточно.

— Замш-креп, сорок один, — Ахимаец тряхнул головой, — он больше ничего не сказал.

— Тоже мне идиот, — констатировал служащий на идише и написал, исходя из своего опыта: «Штат Нью-Йорк, Бруклин, п/я 41». — Кто отправитель?

— Господин Трайвиц.

— Где он живет?

— Этого я не знаю. Но у него обувной магазин на Алленби…

На этой неделе я снова посетил магазин, чтобы узнать, как дела. Господин Трайвиц показал мне письмо от мистера Замша Креппа из Северной Каролины. Господин Крепп благодарил за хороший подарок, хотя и замечал, что предпочел бы новую кожаную обувь, так как она дольше держится. Он много читает в газетах об Израиле, но, несмотря на это, полученный подарок был для него сюрпризом.