— Эта девка уже кого-то себе нашла…

На этом кончается молниеносная карьера одной нашей нянечки, и на сцене появляется следующая.

* * *

На этот раз появилась Йосефа. Она пробуждала большие надежды вследствие своего скромного вида, так как была маленькая, хрупкая и в очках. Женушка вообще думала, что Йосефе лет 13, но на самом деле наша новая нянечка уже перенесла на своих тонких ногах 20 лет. Йосефа всегда ходила в брюках, а вместо разговора лишь выдавливала из себя несколько слов, опустив глаза; на ее бледном личике безраздельно господствовали веснушки. Выглядела она хилой и слабенькой. Короче — идеальная долгоиграющая нянечка.

И Йосефа действительно оправдала наши лучшие надежды. Она всегда приходила вовремя, тихонько выдавливала из себя «шалом!» и усаживалась в детской переписывать что-то. Такое поведение вначале сильно нас нервировало, но мы сумели переломить себя и, осознав, что человек по природе своей несовершенен, начали относиться к этому как к заурядному явлению.

К тому же Йосефа отличалась от всех остальных нянечек из университета тем, что всегда была

свободна.

Когда бы мы ей ни позвонили, она без колебаний шептала в трубку:

— Я свободна.

— Ты можешь прийти попозже?

— Да.

— И остаться допоздна?

— Да.

И вот она уже здесь и что-то тихонько переписывает, опустив глаза долу. Вечерами я отвозил ее на своей машине домой в полнейшем молчании. Лишь однажды я не выдержал и спросил, что они проходят сейчас на факультете. В ответ Йосефа выдавила из себя в темноте:

— Спасибо.

На том и закончилась наша бурная беседа. Однако если не принимать подобные детали близко к сердцу, то надо признать, что она была идеальным бебиситтером — всегда спокойна, всегда свободна, всегда Йосефа. Мы были ею очень довольны, и даже дети с уважением относились к ее монастырскому спокойствию, несмотря на ее худобу. Иногда мы приглашали ее с нами поужинать, но она отказывалась в жутком страхе. Моя жена полагала, что Йосефа вообще не ест, да и в целом находила ее довольно странной.

— Бедненькая, — сокрушалась женушка однажды знойной ночью, — ну как может быть, чтобы молоденькая студентка постоянно оказывалась свободна?

* * *

Это начало нас не на шутку волновать. Утром, вечером, в 3.15 дня — Йосефа всегда была готова сидеть с ребенком. Как-то я позвонил ей в 11.45 ночи, когда на улице уже заснули все цикады:

— Ты свободна?

— Да.

— Можешь сейчас прийти?

— Да.

Жена положила трубку, и глаза ее были влажны от слез.

— Трагедия, у нее никого нет, никого на всем белом свете.

Период искреннего соучастия в судьбе несчастной и мук социальной совести длился у нас целый месяц. Затем я обнаружил, что жена начинает сердиться на Йосефу.

— Это ненормально, — бурчала она, — у девушки какой-то душевный дефект.

Эта проблема настолько занимала жену, что нарушения в ее психике начали бросаться в глаза. Иногда, после очередного приглашения Йосефы, жена стучала кулаками о стенку:

— Она снова свободна!

Свободна!

Как-то субботней ночью жена соскользнула с постели в 2.30 и в темноте, с закрытыми глазами набрала Йосефу:

— Йосефа, ты свободна?

— Да.

— Прямо сейчас?

 

—

Да.

— Спасибо, не нужно.

Жена начала ненавидеть Йосефу изо всех своих сил. Она даже развила целую теорию ненормальности Йосефы.

— Это что-то наследственное, — объясняла жена, — дефект со времен юности.

Перед ее глазами стояла двенадцатилетняя Йосефа, выглядевшая лет на семь:

— А вот и мои любимые ученики, — говорит учительница, — умненькая Тирца, шаловливая Зива и свободная Йосефа.

Что тут можно сказать, если даже в День Независимости наша нянечка была свободна. Да, в День Независимости! Она просидела с ребенком целый день, беспрерывно что-то переписывая.

Моя супруга почти рыдала.

— Чтобы у девушки ее возраста не нашлось хоть одного захудалого парня, — горевала добросердечная жена, — ну что она болтается все время в штанах на этих своих двух ножках-спичках, почему она не удаляет веснушки, что она себе думает?

Жена стояла рядом и расстраивалась:

— Это не Йосефа, а Йосеф…

* * *

Перелом настал с появлением Нафтали, старшего брата маленькой Рони, живущей слева от нас. Этот широкоплечий парень с волосатыми ногами не отверг, в отличие от других клиентов, нашу замороженную нянечку, а сел рядом с ней и стал следить за переписыванием с большим интересом, без слов, но все-таки… В конце сеанса он снова пожал ей руку. Как сообщила жена со своего наблюдательного пункта, инстинкты начали разжигаться.

— Возможно, — шептала, она, — возможно, сейчас…

Это случилось во вторник. Жена позвонила Йосефе и спросила, свободна ли она, на что последовал сенсационный ответ:

— Нет.

— Что «нет»?

— Я занята…

Это был праздник для всех, победа чистого разума над социальным злом, которому нет равных. Мы остались дома и в порыве творческой радости произнесли молитву отлучения от груди. Наконец-то Йосефа кого-то себе нашла, она уже не так раздражающе свободна, было ясно, что она выздоравливает от затянувшейся болезни. И я рад сообщить широкой публике, что с того дня процесс пошел…

— Извините, — шептала Йосефа в трубку, — я занята…

«Занята». Как большая. Здорово.

— Ну, а завтра?

— Только до девяти…

То есть — нормализация международных отношений. Мы гордились собой донельзя. Несчастная вернулась к нормальной жизни. Тот, кто спасает одну душу, спасает весь амфитеатр. Мы в своем просторном доме были чрезвычайно довольны. Мешало только то, что мы сидели дома, то есть не могли оставить детей из-за отсутствия Йосефы. Это было действительно нехорошо. В конце концов можно было ожидать и большей преданности от этой легкомысленной девушки, которую мы собственными руками вытащили из забвения, или как это называется…

Когда до нас дошло, что Йосефу видели неподалеку гуляющей с Нафтали под луной, тогда как мы прикованы к дому, жену прорвало:

— Распутная девка, первый встречный ее поманил, и она уже бежит к нему со всех ног…

* * *

Мы бы с легкой улыбкой сменили маленькую предательницу на другую переписывательницу, если бы не привязанность к Йосефе детей, привыкших уже к миру безмолвия. Ради детей мы молча проглатывали обиду, когда в очередной раз слышали:

— Извините, я занята…

Чаша яда переполнилась в вечер 28 числа месяца тамуза. Мы возвращались из кино — мать жены осталась с детьми, — и вот навстречу нам в свете фонарей появляется парочка. Он и она, разумеется. Прогуливаются себе не спеша в полночь, многозначительно помалкивая…

— Доброй ночи, — прошептала Йосефа, поравнявшись с нами.

Жена не выдержала и остановилась.

— Вот так, дорогуша, — прохрипела она этой девке, — вот так ты готовишься к экзаменам!

— Она занимается постоянно, — защищал ее Нафтали, — она была у нас в качестве бебиситтера, а теперь я ее провожаю домой…

Йосефа потупила глаза до ранее невиданной степени, и ее хрупкая фигурка с фальшивыми веснушками растворилась в плотном тумане. Жена с поджатыми губами пробормотала общепринятые проклятия, а я прямо посреди проезжей части дал обет, что теперь буду брать в бебиситтеры только красавиц, только самых ненормальных красавиц, черт побери!

Тель-Авивская легенда

Вообще-то мы не занимаемся практической каббалой и не стараемся проникнуть в тайны сокровенных учений. Тем не менее, судьба уготовила нам встречу с мистической еврейской загадкой, на которую могут ответить лишь посвященные. Речь идет, разумеется, о мелком торговце вразнос с чемоданчиком.

В первый раз он появился в нашем доме три года тому назад. Поднимался по лестнице, звонил в каждую квартиру и, когда дверь осторожно открывали, показывал свой чемоданчик и спрашивал: