Я тоже взволнован. Ведь она жертвует собой в конечном счете ради меня. Я дрожащей рукой нащупываю в ящике стола какой-нибудь подходящий инструмент, но нахожу только сломанные клещи, а она тем временем рыдает…

— Больно! — кричит она.

Я позвонил в «скорую».

— Спасите, — прорычал я в трубку, — контактные линзы упали в глаз моей жены, немедленно приезжайте!

— Господин, — холодно говорит «скорая», — идите к вашему оптику, ладно?

Я взвалил жену на плечи, усадил в машину, и мы помчались к специалисту. Он вынул линзу в течение секунды, с легкой улыбкой на губах.

— Для первого раза неплохо, — сказал он, — продолжайте постепенно в том же духе.

К тому же он дал жене в подарок маленькое резиновое устройство, похожее на помпу, которой пробивают заторы в канализации, только поменьше. Ее надо прижать к линзе, и тогда с помощью вакуума можно будет вынуть зрачок…

Жена вернулась домой разбитая и положила глаза в стакан. То есть наполнила стакан доверху особой болеутоляющей жидкостью и опустила туда глаза. Я бы никогда не смог предположить, что человеческий глаз способен выдержать такие условия. И теперь каждое утро жена, преодолевая отвращение и руководствуясь указаниями врача, героически надевает контактные линзы. Затем она медленно отходит от зеркала и мелкими шажками передвигается по комнате подобно улитке. При этом ее голова задрана кверху, и из застывших глаз бесконечным потоком льются слезы. И несчастная, с остекленевшими, как у рыбы, глазами, останавливается передо мной и игриво спрашивает:

— Угадай, надеты ли на мне сейчас линзы?

Она прочла в какой-то газете, что хорошо надетые контактные линзы невозможно обнаружить невооруженным глазом. Поэтому они так популярны. Наши друзья и знакомые, посещавшие нас в эти судьбоносные дни, никогда не забудут хрупкую фигурку моей женушки в тот момент, когда она мужественно пытается пересечь комнату, обливаясь горькими слезами, как древнегреческая Электра в развитой стадии, и шепча иссушенными губами:

— Не могу больше… не могу…

Несчастная согнулась в три погибели. Ее раскосые от линз глаза теперь постоянно опухшие от слез, носик стал фиолетовым, и вся она как-то сжалась. По сравнению с тем, что ей довелось вынести, полицейское расследование — это детские игры. Упражнения становились день ото дня все дольше, но всякий раз приходилось бежать к молодому окулисту, чтобы он вынул линзы, ибо помпочку использовать было невозможно. Один-единственный раз жена попыталась ею воспользоваться, прижала ее к линзе, создался вакуум, и — оп! — она чуть не вынула глаз целиком. Из моего сердца никогда не изгладится воспоминание о том вторнике, когда женушка появилась на пороге бледная и трясущаяся всем телом:

— Левая линза попала за глаз, в мозг…

Молодой оптик заявил, что такого не может быть, ибо глаз сзади — герметически закрытая конструкция. Он сказал, что она просто потеряла линзу.

Но жена это активно отрицала, как и любая женщина на ее месте:

— Я искала по всему дому, даже на лестнице, — рыдала несчастная, — и я знаю, что линза в голове, позади глаза…

Она даже слышала, как линза гремит там и перекатывается между стенками. Я лично не очень-то в это верил и склонен был доверять объяснению специалиста, ибо оно основано на научных опытах, кроме того, я сам старательно наступил на потерянную линзу, валявшуюся в холле. Я взял измученную головку жены в свои теплые ладони.

— Такова уж воля Господа, дочь моя, направь стопы свои к дому своему и надень на глаза очки свои, что были у тебя…

Таков был конец постепенных упражнений в ношении линз: первый день — четверть часа, второй — десять минут, а в конце недели — очки. Но несмотря на все, мы не отказались от линз окончательно. Порой мы видим на разных вечеринках благородных людей вообще без очков, и можно смело биться об заклад, что они носят контактные линзы. Если они не наткнутся на шкаф, впечатление создается сильное, и народ видит совершенно ясно, что линз почти не заметно.

Признаться, многие из хороших друзей жены уже успели посетить нашего оптика в силу вышеуказанного сильного впечатления и наших горячих рекомендаций. Пусть все идут к нему толпами, сейчас это модно. Контактные линзы.

Сама моя женушка, чтоб не сглазить, выздоровела окончательно.

И ее необыкновенная красота вернулась к ней. Она стала даже выше на несколько сантиметров, нет, серьезно, чтоб я так жил.

Думаю, пришло время посвящать моего сына Рафаэля в особенности национальных праздников. Ребенок внимательно наблюдает все происходящее вокруг, и вскоре он перейдет из детского сада добренькой воспитательницы в муниципальный детсад. Рафи достаточно развит для своих лет, обладает хорошим логическим мышлением. Вот и сейчас ему не сидится на месте, он играет в футбол перед домом. Я зову его по-отечески. Ребенок сразу же приходит. Я даю ему жевательную резинку и спрашиваю:

— Рафаэль, что ты знаешь о празднике Песах?

— В Песах не ходят в сад.

— А почему?

— Когда евреи вышли из Египта, то не ходили в сад. Вот и сейчас не ходят.

Вот так вот. Ответ оригинальный и логичный до предела. Ребенок отвечает правильно составленным предложением. Когда евреи вышли из Египта, то в сад не ходили. Значит, и сейчас не ходят. Видимо, что-то он там учит у доброй воспитательницы.

— Папа, а почему, когда евреи вышли из Египта, не ходили в сад?

Я бы, разумеется, мог легко это объяснить, но ребенок сам должен это выяснить — почему евреи не ходили в сад, когда вышли из Египта.

— Рафаэль, думай!

Он думает.

— Когда евреи вышли из Египта, не ходили в сад, потому что египтяне хотели забрать детей.

Я тепло обнял ребенка. Пять лет всего, а надо же! Надо будет как-нибудь цветы принести воспитательнице.

— Они хотели забрать и Моисея, — продолжает ребенок, — но его мама положила его в корзинку, и дочь царя царица Эстер нашла его. Пурим, Пурим, это праздник всех евреев, сделаем трещотками трах-тах-тах…

Да, что-то много песен они там учат в саду.

— Рафаэль, когда евреи вышли из Египта, еще не было Пурима. Они, бедные, работали как проклятые.

Ребенок задумывается. В его сознании завязываются первые понятия. В этом есть что-то очень милое, трогающее сердце.

— Папа, а Трумпельдор — так он герой?

Интересные ассоциации у ребенка. Но не совсем верные.

— Мы сейчас не говорим о Трумпельдоре. Вопрос в том, что делали евреи, когда узнали, что у них хотят забрать детей?

— Они не водили их в сад, да?

— Не водили.

— Так они их спрятали.

— А где?

— В кладовке. Под кроватью. Дети переоделись. У меня борода до колен, у меня длиннющие усы, кругом праздник и веселье, сукка, сукка, тря-ля-ля…

Да, по-моему, они даже слишком много песен учат в саду.

— Давай вернемся к Песаху. Что ели евреи, когда вышли из Египта?

— Уши Амана.

— Нет.

— Да!

— Ну хорошо, а еще что они ели?

— Мацу. Когда они вышли из Египта, не ходили в сад, не могли варить еду, так покупали мацу.

— Не покупали. Выпекали.

— Выпекали из теста птичек! Лети, лети, птичка, ля-ля-ля!

Немного странный ребенок. Но что вы хотите от ребенка четырех с половиной лет?

— Папа, а правда, что арабы хотели убить всех евреев и Моисей сделал фокус-покус и они все утонули в море?

— Правильно. Моисей делал чудеса.

— Да, он положил листик под ногу фараона, и листик под руку, и листик под голову и сказал ему держать и потом отлупил его, дал ему десять ударов.

— Это были другие удары — удары судьбы… Когда евреи ушли из Египта и не ходили в сад, была тьма египетская…

— Я знаю, знаю! Бог сделал темноту, и египтяне ничего не видели и бумм — стукнулись о стенку. А евреи видели в темноте, потому что у них были ханукальные свечи, Ханука, Ханука, свечи горели восемь дней без масла, Ханука, Ханука, расскажи-ка нам стишок, как-то раз в Иерусалим греки сразу все пришли, ля-ля-ля, ля-ля-ля, здесь была большая беда…