Гость чудесный Свет вечерний мерцает вдоль улиц, Словно призрак, в тумане плетень, Над дорогою ивы согнулись, И крадется от облака тень. Уж померкли за сумраком хвои, И сижу я у крайней избы, Где на зори окно локовое И крылечко из тонкой резьбы. А в окно, может, горе глядится И хозяйка тут — злая судьба, Уж слетают узорные птицы, Уж спадает с застрехи резьба. Может быть, здесь в последней надежде Все ж, трудясь и страдая, живут, И лампада пылает, как прежде, И все гостя чудесного ждут. Вон сбежали с огорка овины, Вон согнулся над речкою мост— И так сказочен свист соловьиный! И так тих деревенский погост! Все он видится старой старухе За туманом нельющихся слез, Ждет и ждет, хоть недобрые слухи Ветер к окнам с чужбины принес. Будто вот полосой некошеной Он идет с золотою косой И пред ним рожь, и жито, и пшены Серебристою брызжат росой! И, как сторож, всю ночь стороною Ходит месяц и смотрит во мглу, И в закуте соха с бороною Тоже грезят — сияют в углу. 1914–1917 гг. Марина Ивановна Цветаева 1892–1941 Из цикла «Стихи о Москве» 1 Облака — вокруг, Купола — вокруг. Надо всей Москвой— Сколько хватит рук! — Возношу тебя: бремя лучшее, Деревцо мое Невесомое! В дивном граде сем, В мирном граде сем, Где и мертвой мне Будет радостно,— Царевать тебе, горевать тебе, Принимать венец, О мой первенец! Ты постом — говей, Не сурьми бровей, И все сорок — чти — Сороков церквей. Исходи пешком — молодым шажком! — Всё привольное Семихолмие. Будет твой черед: Тоже — дочери Передашь Москву С нежной горечью. Мне же — вольный сон, колокольный звон, Зори ранние На Ваганькове. 31 марта 1916
6 Над синевою подмосковных рощ Накрапывает колокольный дождь. Бредут слепцы Калужскою дорогой — Калужской — песенной — привычной, и она Смывает и смывает имена Смиренных странников, во тьме поющих бога. И думаю: когда-нибудь и я, Устав от вас, враги, от вас, друзья, И от уступчивости речи русской,— Надену крест серебряный на грудь, Перекрещусь — и тихо тронусь в путь По старой по дороге по Калужской. 1916 8 Москва! Какой огромный Странноприимный дом! Всяк на Руси — бездомный. Мы все к тебе придем. Клеймо позорит плечи, За голенищем — нож. Издалека-далече — Ты все же позовешь. На каторжные клейма, На всякую болесть — Младенец Пантелеймон {351}У нас, целитель, есть. А вон за тою дверцей, Куда народ валит,— Там Иверское {352} сердце, Червонное, горит. И льется аллилуйя На смуглые поля. — Я в грудь тебя целую, Московская земля! 8 июля 1916 9 Красною кистью Рябина зажглась. Падали листья. Я родилась. Спорили сотни Колоколов. День был субботний: Иоанн Богослов. Мне и доныне Хочется грызть Жаркой рябины Горькую кисть. 16 августа 1916 Из цикла «Стихи к Блоку» 5 У меня в Москве — купола горят, У меня в Москве — колокола звонят, И гробницы, в ряд, у меня стоят,— В них царицы спят и цари. И не знаешь ты, что зарей в Кремле Легче дышится — чем на всей земле! И не знаешь ты, что зарей в Кремле Я молюсь тебе — до зари. И проходишь ты над своей Невой О ту пору, как над рекой-Москвой Я стою с опущенной головой, И слипаются фонари. Всей бессонницей я тебя люблю, Всей бессонницей я тебе внемлю— О ту пору, как по всему Кремлю Просыпаются звонари. Но моя река — да с твоей рекой, Но моя рука — да с твоей рукой Не сойдутся, Радость моя, доколь Не догонит заря — зари. |
