25 сентября 1839 Военная песня Посвящена князю П. А. Вяземскому Затрубили трубы бранные, Собралася рать могучая, Стала грудью против недруга — За царя, за кров, за родину. Ты прости теперь, отец и мать, Ты прости теперь, мой милый друг, Ты прости теперь, и степь и лес, Дорогая жизнь, весь белый свет! Гей, товарищ мой, железный штык! Послужи ж ты мне по-старому: Как служил ты при Суворове Силачу-отцу, деду-воину. Гей, сестра, ты сабля острая! Попируем мы у недруга, Погуляем, с ним потешимся, Выпьем браги бусурманския!.. Уж когда мне, добру молодцу, Присудил бог сложить голову,— Не на землю ж я сложу ее! А сложить-сложу — на груду тел… Труба бранная, военная! Что молчишь? Труби, дай волю мне: В груди сердце богатырское Закипело, расходилося! 22 августа 1840 Иван Иванович Панаев{250} 1812–1862 Far-Niente[19] В сельце Валуевке он тридцать лет живет, В известные часы травник целебный пьет И кушает всегда три раза в день исправно С супругою своей Федосьей Ермолавной. Он после трапезы курит обыкновенно, Привычкам следуя лет сорок неизменно; Зевает, кашляет, сморкается, плюет, Приподнимается — и опочить идет… От беспокойных мух прикрыв свой тучный лик, Он погружается в огромный пуховик И спит до вечера. И жизнь так льется плавно… Придет его будить Федосья Ермолавна, И он поднимется; отекшею рукой Укажет на стакан с брусничною водой И выпьет залпом всё; потом почешет спину И отправляется лениво на крыльцо, Чтоб освежить свое заплывшее лицо… Меж тем на водопой пригнали уж скотину, Уж солнце клонится к закату — и порой Из саду вдруг пахнет некошеной травой. Сквозь рощу темную огонь заката блещет, И каждый лист сквозит и радостно трепещет… 1855
Николай Платонович Огарев 1813–1877 Деревенский сторож Ночь темна, на небе тучи, Белый снег кругом, И разлит мороз трескучий В воздухе ночном. Вдоль по улице широкой Избы мужиков— Ходит сторож одинокий, Слышен скрип шагов Зябнет сторож; вьюга смело Злится вкруг него, На морозе побелела Борода его. Скучно! радость изменила, Скучно одному; Песнь его звучит уныло Сквозь метель и тьму. Ходит он в ночи безлунной, Бела утра ждет И в края доски чугунной С тайной грустью бьет. И, качаясь, завывает Звонкая доска… Пуще сердце замирает, Тяжелей тоска! 1840 Прощание с краем, откуда я не уезжал Прощай, прощай, моя Россия! Еще недолго — и уж я Перелечу в страны чужие, В иные, светлые края. Благодарю за день рожденья, За ширь степей и за зиму, За сердцу сладкие мгновенья, За горький опыт, за тюрьму, За благородные желанья, За равнодушие людей, За грусть души, за жажду знанья, И за любовь, и за друзей,— За все блаженство, все страданья; Я все люблю, все святы мне Твои, мой край, воспоминанья В далекой будут стороне. И о тебе не раз вздохну я, Вернусь — и с теплою слезой На небо серое взгляну я, На степь под снежной пеленой… 1840 Дорога Тускло месяц дальний Светит сквозь тумана, И лежит печально Снежная поляна. Белые с морозу Вдоль пути рядами Тянутся березы С голыми сучками. Тройка мчится лихо, Колокольчик звонок, Напевает тихо Мой ямщик спросонок. Я в кибитке валкой Еду да тоскую: Скучно мне да жалко Сторону родную. 1841, 15 декабря Изба Небо в час дозора Обходя, луна Светит сквозь узора Мёрзлого окна. Вечер зимний длится; Дедушка в избе На печи ложится, И уж спит себе. Помоляся богу, Улеглася мать; Дети понемногу Стали засыпать Только за работой Молодая дочь Борется с дремотой Во всю долгу ночь. И лучина бледно Перед ней горит. Всё в избушке бедной Тишиной томит; Лишь звучит докучно Болтовня одна Прялки однозвучной Да веретена. |
