1856 «Здесь весна, как художник уж славный, работает тихо…» Здесь весна, как художник уж славный, работает тихо, От цветов до других по неделе проходит и боле. Словно кончит картину и публике даст наглядеться, Да и публика знает маэстро — уж много о нем не толкует; Репутация сделана — бюст уж его в Пантеоне {260}. То ли дело наш Север! Весна, как волшебник нежданный, Пронесется в лучах, и растопит снега и угонит, Словно взмахом одним с яркой озими сдернет покровы, Вздует почки в лесу, и — цветами уж зыблется поле! Не успеет крестьянин промолвить: «Никак нынче вёдро», Как — и соху справляй, и сырую разрыхливай землю! А на небе-то, господи, праздник, и звон, и веселье! И летят надо всею-то ширью от моря и до моря птицы — К зеленям беспредельным, к широким зеркальным разливам! Выбирай лишь, где больше приволья, в воде им и в лесе! И кричат так, завидя знакомые реки и дебри, И с соломенных крыш беловатый дымок над поляной!.. Унеси ты, волшебник, скорее меня в это царство, Где по утренним светлым зарям бодро дышится груди, Где пред ликом господних чудес умиляется всякое сердце… 1859 Неаполь «Мой взгляд теряется в торжественном просторе…» Мой взгляд теряется в торжественном просторе… Сияет ковыля серебряное море В дрожащих радугах, — незримый хор певцов И степь и небеса весельем наполняет, И только тень порой от белых облаков На этом празднике, как дума, пролетает. 1862 М. Н. Каткову{261} Мы — москвичи! Что делать, милый друг! Кинь нас судьба на север иль на юг — У нас везде, со всей своею славой, В душе — Москва и Кремль золотоглавый; В нас заповедь великая жива, И вера в нас досель не извелася, На коих древле создалась Москва И чрез нее — Россия создалася. Там у гробов иерархов и царей, Наметивших великие ей цели, Они видней, и ты поймешь ясней, Куда идти, и как мы шли доселе, И отчего во дни народных бед, И внешних бурь, и всякого шатанья, Для всей Руси как дедовский завет Родной Москвы звучало увещанье. Храни ж его, отцов завет святой, Как Ермоген {262} в цепях, в тюрьме сырой,— И в жизни путь всегда увидишь правый, И посрамишь всяк умысел лихой, Всяк вражий ков и всяк соблазн лукавый. 1867
Алексей Михайлович Жемчужников 1821–1908 Притча о сеятеле и семенах Шел сеятель с зернами в поле и сеял; И ветер повсюду те зерна развеял Одни при дороге упали; порой Их топчет прохожий небрежной ногой, И птиц, из окрестных степей пролетая, На них нападает голодная стая. Другие на камень бесплодный легли И вскоре без влаги и корня взошли,— И в пламенный полдень дневное светило Былинку палящим лучом иссушило. Средь терния пало иное зерно, И в тернии диком заглохло оно… Напрасно шел дождь и с прохладной зарею Поля освежались небесной росою; Одни за другими проходят года — От зерен тех нет и не будет плода. Но в добрую землю упавшее семя, Как жатвы настанет урочное время, Готовя стократно умноженный плод, Высоко, и быстро, и сильно растет, И блещет красою, и жизнию дышит… Имеющий уши, чтоб слышать, — да слышит! 1851 Зимняя прогулка в деревне Вид родной и грустный!.. От него нельзя Оторваться взору… Тянутся избушки, будто бы скользя Вдоль по косогору… Из лощины тесной выше поднялся Я крутой дорогой; И тогда деревня мне открылась вся На горе отлогой. Снежная равнина облегла кругом На деревьях иней; Проглянуло солнце, вырвавшись лучом Из-за тучи синей. Вон — старик прохожий с нищенской сумой Подошел к окошку; Пробежали санки, рыхлой полосой Проложив дорожку. Вон — дроздов веселых за рекою вдруг Поднялася стая; Снег во всем пространстве сыплется как пух, По ветру летая. Голуби воркуют; слышен разговор На конце селенья; И опять все смолкло, лишь стучит топор Звонко в отдаленьи… И смотреть, и слушать не наскучит мне, На дороге стоя… Здесь бы жить остаться! В этой тишине Что-то есть святое… 1857 Нищая С ней встретились мы средь открытого поля В трескучий мороз. Не лета Ее истомили, но горькая доля, Но голод, болезнь, нищета, Ярмо крепостное, работа без прока В ней юную силу сгубили до срока. Лоскутья одежд на ней были надеты; Спеленатый грубым тряпьем, Ребенок, заботливо ею пригретый, У сердца покоился сном… Но если не сжалятся добрые люди, Проснувшись, найдет ли он пищи у груди? Шептали мольбу ее бледные губы, Рука подаянья ждала… Но плотно мы были укутаны в шубы; Нас тройка лихая несла, Снег мерзлый взметая, как облако пыли… Тогда в монастырь мы к вечерне спешили. |
