<1912> «Сготовить деду круп, помочь развесить сети…» Сготовить деду круп, помочь развесить сети, Лучину засветить и, слушая пургу, Как в сказке, задремать на тридевять столетий, В Садко оборотясь иль в вещего Вольгу {332}. «Гей, други! Не в бою, а в гуслях нам удача,— Соловке-игруну претит вороний грай…» С полатей смотрит Жуть, гудит, как било, Лаче {333}, И деду под кошмой приснился красный рай. Там горы-куличи и сыченые реки, У чаек и гагар по мисе яйцо… Лучина точит смоль, смежив печурки-веки, Теплынью дышит печь — ночной избы лицо. Но уж рыжеет даль, пурговою метлищей Рассвет сметает темь, как из сусека сор, И слышно, как сова, спеша засесть в дуплище, Гогочет и шипит на солнечный костер. Почуя скитный звон, встает с лежанки бабка, Над ней пятно зари, как венчик у святых, А Лаче ткет валы размашисто и хлябко, Теряяся во мхах и в далях ветровых. 1912 «Правда ль, други, что на свете…» Правда ль, други, что на свете Есть чудесная страна, Где ни бури и ни сети Не мутят речного дна; Где не жнется супостатом Всколосившаяся новь И сумой да казематом Не карается любовь, Мать не плачется о сыне, Что безвременно погиб И в седой морской пучине Стал добычей хищных рыб; Где безбурные закаты Не мрачат сиянья дня, Благосенны кущи-хаты И приветны без огня. Поразмыслите-ка, други, Отчего ж в краю у нас Застят таежные вьюги Зори красные от глаз? От невзгод черны избушки, В поле падаль и навоз Да вихрастые макушки Никлых, стонущих берез? Да маячат зубья борон, Лебеду суля за труд, Облака, как черный ворон, Темь ненастную несут? <1913> «Вот и я — суслон овсяный…» Вот и я — суслон {334} овсяный, Шапка набок, весь в поту, Тишиною безымянной Славлю лета маету. Эво, лес, а вот проселок, Талый воск березняка, Журавлиный, синий волок Взбороздили облака. Просиял за дальним пряслом Бабий ангел Гавриил {335}, Животворным, росным маслом Вечер жнивье окропил: Излечите стебли раны — Курослеп, смиренный тмин; Сытен блин, кисель овсяный На крестинах и в помин. Благовейный гость недаром В деревушку правит лёт — Быть крестинам у Захара В золотистый умолот {336}. Я суслон, кривой, негожий, Внемлю тучке и листу. И моя солома — ложе Черносошному Христу. 1915 «Обозвал тишину глухоманью…» Обозвал тишину глухоманью, Надругался над белым «молчи», У креста простодушною данью Не поставил сладимой свечи. В хвойный ладан дохнул папиросой И плевком незабудку обжег. Зарябило слезинками плесо, Сединою заиндевел мох. Светлый отрок — лесное молчанье, Помолясь за заплаканный крест, Закатилось в глухое скитанье До святых, незапятнанных мест. Заломила черемуха руки, К норке путает след горностай… Сын железа и каменной скуки Попирает берестяный рай. 1915 или 1916 «От кудрявых стружек тянет смолью…» От кудрявых стружек тянет смолью, Духовит, как улей, белый сруб. Крепкогрудый плотник тешет колья, На слова медлителен и скуп. Тепел паз, захватисты кокоры, Крутолоб тесовый шоломок. Будут рябью писаны подзоры. И лудянкой выпестрен конек. По стене, как зерць, пройдут зарубки: Сукрест, лапки, крапица, рядки, Чтоб избе-молодке в красной шубке Явь и сонь мерещились — легки. Крепкогруд строитель-тайновидец, Перед ним щепа как письмена: Запоет резная пава с крылец, Брызнет ярь с наличника окна. И когда оческами кудели Над избой взлохматится дымок — Сказ пойдет о красном древоделе По лесам, на запад и восток. <1915 или 1916> Сказ грядущий Кабы молодцу узорчатый кафтан, На сапожки с красной опушью сафьян, На порты бы мухояровый камлот — Дивовался бы на доброго народ. Старики бы помянули старину, Бабки — девичью, зеленую весну, Мужики бы мне-ка воздали поклон: «Дескать, в руку был крестьянский дивный сон, Будто белая престольная Москва Не опальная кручинная вдова…» В тихом Угличе поют колокола, Слышны клекоты победного орла: Быть Руси в златоузорчатой парче, Как пред образом заутренней свече! Чтобы девичья умильная краса Не топталась, как на травушке роса, Чтоб румяны были зори-куличи, Сытны варева в муравчатой печи, Чтоб родная черносошная изба Возглашала бы, как бранная труба: «Солетайтесь, белы кречеты, на пир, На честное рукобитие да мир!» С самогудами Чурило {339} и Садко, Александр Златокольчужный {340}, Невский страж, И Микулушка {341} — кормилец верный наш, Радонежские Ослябя {342}, Пересвет,— Стяги светлые столетий и побед! Не забыты вы народной глубиной, Ваши облики схоронены избой, Смольным бором, голубым березняком, Призакрыты алым девичьим платком!.. Тише, Волга, Днепр Перунов {343}, не гуди,— Наших батырей до срока не буди! |
