1913 Ночь Глянет месяц из-за гор, Вспыхнет конской гривой, И запахнет темный двор Сеном и крапивой. Скажет теплая земля, И услышит небо: — Вы ль не мучили меня, Люди, из-за хлеба? Вы ли грудь мою сохой Не избороздили? Вы ли брата в час лихой Хлебом накормили? Тихо в сумраке ночном С края и до края. Над распаханным бугром Зорька золотая. 1914 С обозом Загуляли над лесом снега, Задымилась деревня морозом. И несет снеговая пурга, Заметая следы за обозом. Поседел вороной меринок: Растрепалась кудлатая грива. Снежный путь бесконечно далек, А в душе — и темно и тоскливо. Без нужды опояшешь ремнем Меринку дуговатые ноги. По колена в снегу, и кругом Не видать ни тропы, ни дороги. До зари хорошо бы домой. На столе — разварная картошка. — Но-о, воронушка, трогай, родной… Занесет нас с тобой заварошка! В поле вихрится ветер-зимач, За бураном — вечерние зори. Санный скрип — недоплаканный плач, Дальний путь — безысходное горе! 1914 Страда Рожь густая недожата, Осыпается зерно. Глянешь в небо через хаты: Небо в землю влюблено! Зной палит. В крови ладони. Рожь, как камень, под серпом. Руки жнут, а сердце стонет, Сердце сохнет об одном! Тяжко, думы, тяжко с вами, Серп не держится в руках. Мил лежит под образами, Точно колос на полях! Рожь густая — не одюжишь Ни косою, ни серпом. И поплачешь, и потужишь Над несвязанным снопом! 1914 Кто любит родину Кто любит родину, Русскую землю с худыми избами, Чахлое поле, Градом побитое? Кто любит пашню, Соху двужильную, соху-матушку? Выйдь только в поле В страдные дни подневольные. Сила измызгана, Потом и кровью исходит силушка, А избы старые, И по селу ходят нищие. Вешнее солнце В светлой сермяге Плачет над Русью Каждое утро росой серебряной. Кто любит родину? Ветер-бродяга ответил красному: — Кто плачет осенью Над нивой скошенной и снова Под вешним солнцем В поле — босой и без шапки— Идет за сохой,— Он, лапотный, больше всех любит родину! Ведь кровью и потом Полил он, кормилец, каждую глыбу И каждый рыхлый И теплый ломоть скорбной земли своей! 1915
Александр Васильевич Ширяевец{349} (Абрамов) 1887–1924 «Говорил ты мне, что мало у меня удалых строк…» Говорил ты мне, что мало у меня удалых строк: Удаль в городе пропала, — замотался паренек… А как девица-царевна, светом ласковых очей, Душу вывела из плена — стали песни позвончей. А как только домекнулся: кинуть город мне пора, Всколыхнулся, обернулся в удалого гусляра! 1909–1910 гг. Старь Месяц, глянь ушкуйным оком! Кистенем стальным взмахни! Понесусь я быстрым скоком На татарские огни. Надо мной воронья стая Зачернеет — ждет беда. Предо мною Золотая Пораскинется Орда. — Ой, летите, стрелы злые, В басурманские шатры! Нам хвататься не впервые За мечи и топоры! Я рубиться лихо стану, Сдвинет враг со всех сторон, И, иссеченного, к хану Отведут меня в полон. Долго-долго, дни и ночи Будут лязгать кандалы. Будет сниться терем отчий, Волги буйные валы. Запылит с Руси дружина, На Орду ударит вскачь, Я опять на волю хлыну Для удач и неудач… Час настанет, и на склоны Упаду я из седла, Как вопьется в грудь со стоном Закаленная стрела… 2 января 1917 г. |
