— Добрый вечер, сэр! — почтительное приветствие Мак-Дэфа прозвучало обнадеживающе.

— Добрый вечер, Мак-Дэф, Все в порядке?

— В порядке, сэр. Кроме погоды. Дождем размыло все, что я посадил на зиму.

Олифант кивнул сочувствующе, но без интереса.

— Всем не угодишь, Мак-Дэф. Дожди были очень нужны.

— Так разве я жалуюсь, сэр? Они были ниспосланы богом, эти дожди. А я ничего. Я выращу, что надо, в теплице.

— И очень хорошо, Мак-Дэф.

Должно быть, чувства Олифанта были очень напряжены: уже поворачиваясь, он вдруг ощутил во взгляде старого шотландца какую-то настороженность. Он нисколько не был удивлен, когда голос Мак-Дэфа остановил его.

— С вашего разрешения, сэр, я хотел вас спросить…

— О чем, Мак-Дэф?

Садовник неловко переложил бамбуковые грабли из одной руки в другую и поскреб небритый подбородок.

— Мне тут пришло в голову, сэр. Я у вас, значит, работаю девять, а то и десять лет, а получаю ни на полпенни больше, чем когда пришел…

Лицо Олифанта застыло. На этот раз — повышение жалованья. Этот вопрос всегда был серьезным в Пандалупе, а сегодня он приобрел по-новому угрожающее значение.

— Объясните внятно, чего вы хотите, Мак-Дэф, — холодно сказал Олифант.

— Так я, сэр, все думаю, нельзя ли мне просить вас, может вы решите прибавить мне немного… Я, конечно, знаю…

— Мак-Дэф, почему вы просите об этом сегодня?

Садовник снова неловко потоптался.

— Не легкий вопрос, сэр. На него так сразу не ответишь. Мне показалось, что время подходящее.

— Почему вы думаете, что именно сейчас подходящее время?

— Простите, сэр, я ведь ничего не хотел сказать…

Олифанта осенило:

— Мак-Дэф, тут у вас в мое отсутствие не было представителя союза?

— Никого. То есть никого, кроме мистера Эйчесона из Мабуды да этого старика сезонника.

— Сезонного рабочего? Какого?

— А вы не знаете, сэр? Я все забываю, что вы сейчас только приехали. Мистер Деннис взял на работу одного сезонника. Только он уже ушел.

Олифанту показалось, что он напал на след. «Берегись чуждых подрывных элементов!»

— А что же здесь делал этот человек?

— Мистеру Деннису вроде не хватило рабочих клеймить ягнят. И потом некому было ставить изгородь.

— Так вы говорите, он уже ушел?

— Только сегодня утром, сэр. Вчера вечером ему взбрело спросить у мистера Денниса расчет. Знаете, какие они, эти сезонные.

— С кем поселили этого человека?

— С Вилом и молодым Кэммом. Всего-то и была одна свободная койка на всю усадьбу. Вы слыхали про Вила?

— Да. Почему Вил ушел?

Мак-Дэф загадочно улыбнулся.

— Уж если вы меня спрашиваете, сэр, я бы сказал, ему не сиделось на месте.

— Не сиделось на месте? В его возрасте?

— У него, наверно, всегда зудели ноги, сэр. Он как-то сразу вбил себе в голову, что ему нужно посмотреть все вокруг. Он сказал, что отправляется в Квинсленд. Может, этот старик сезонник наболтал ему про большие заработки на сахарных плантациях.

— Мак-Дэф, а что за человек был этот сезонник?

Мак-Дэф смотрел на хозяина со все возрастающим любопытством.

— Разве он сделал что-нибудь не так, сэр?

— Я вам задал вопрос, Мак-Дэф.

— Прошу прощения, сэр. Что он за человек? Как бы вам это сказать? Мне показалось, он такой образованный человек.

— Образованный?

— Еще какой ученый, сэр. Понятно, я, может, ошибаюсь. Сам-то я в учености мало что смыслю.

— Почему вы думаете, что он образован?

— Он просто говорил, сэр. Но так хорошо говорил!

— Говорил — о чем?

— Да обо всем на свете, сэр. Я думаю, нет того ни на земле, ни на небе, про что он не знает.

— А как его зовут?

— У него такая бородища, что иначе как «папашей» его и не назовешь. А за глаза мы все звали его «Пророк».

— Пророк?

— Он такой почтенный старец, сэр. И у него, должно быть, доброе сердце, хоть и грязное лицо. Большая вера в человечество. Он все говорил, что мы живем в великие дни. Что освобождены мощные силы и строят новую жизнь. Может, что он говорил, и не скоро сбудется, но я должен сказать…

— Хорошо, Мак-Дэф. — С Олифанта было достаточно. Уже не инстинкт, а весь его жизненный опыт говорил «нет», кричал: «Вот оно!»

«Берегись вторжения чуждых подрывных элементов!»

Он пошел дальше, довольный, что ему удалось найти, где зарыта собака, но все еще обеспокоенный. Какой еще сюрприз ждет его?

До него донесся тихий и бесконечно смиренный голос Мак-Дэфа:

— Так вы подумаете насчет этого дела, сэр?

Олифант уклончиво помахал рукой. Да, он подумает об этом — так серьезно, как и не снилось Мак-Дэфу. Он был рад, что наконец вышел из сада, подальше от наступающих со всех сторон деревьев. Еще не совсем стемнело, и его взгляду открылись великолепные просторы Риверины, вид которых всегда питал его самодовольство. Все вокруг, насколько хватало глаз, принадлежало ему. Однако напрасно он искал на холодной равнине то единственное, что ему было нужно, — женщину верхом на серой лошади. Вместо Луизы он увидел призрак — удаляющуюся фигуру высокого бородатого человека.

Сезонник! Еще до того как он стал хозяином Пандалупы, Олифант узнал о деморализующем влиянии людей, которые, переходя с места на место, «просто говорят». Всю свою жизнь он не доверял бродягам, и последнее распоряжение, отданное им Деннису, управляющему, перед отъездом, гласило: не допускать посторонних на ферму. Во время клеймовки овец всегда возникали трудности с рабочей силой, но в первый раз его не было на ферме в такое время. Обычно он использовал для работы в загонах Вила и Мак-Дэфа, а иногда даже Пу-Иня и мальчика. И вот теперь, пока его не было, явился посторонний, побыл немного в Пандалупе и пошел дальше, предоставив ей разрушаться, словно дом, изъеденный муравьями. И этот человек «просто говорил».

Просто говорил!

Теперь гнев Олифанта сосредоточился на Деннисе. На Деннисе, который допустил этот непростительный промах, который обманул его доверие, который, если посмотреть на него просто как на человека, обладала столькими преимуществами по сравнению со своим хозяином и который, как и Луиза, сейчас где-то пропадал. Старые ревнивые и тревожные мысли зашевелились в его душе. Слова могут обладать большим могуществом. Они освобождают скованные силы. Они снимают запреты. Они навели старую, довольную всем миссис Телсон на мысль о лампах «Глория». Они побудили угодливого Мак-Дэфа просить о повышении жалованья. Они сорвали с места Вила. Они придали Кэмму смелость, которую он искал в себе пять лет. Слова действовали так коварно, что никто из бунтарей, наверно, не подозревал, какая сила толкает их на эти поступки. Что еще натворили слова? Что они сделали с Луизой? С Деннисом?

Любовь и женитьба поздно вошли в одинокую жизнь Олифанта. Даже и теперь он порой сомневался в своей счастливой судьбе, в том, что он действительно завоевал очаровательную молодую англичанку, которая только восемнадцать месяцев тому назад приехала погостить в Мабуду! Остро ощущая разницу в их возрасте, помня о своей лысой голове и одышке, лишавшей его многих удовольствий, он никогда не мог избавиться от убеждения, что для Луизы это был брак по расчету, что ее привлекала Пандалупа, а не он. Поэтому непродолжительное, удивившее всех, но успешное ухаживание придало новое направление и другой оттенок его своеобразному эгоизму. Раньше образцовая овцеводческая станция была самоцелью, — теперь он видел в ней средство доставить удовольствие Луизе. Благодаря Пандалупе он завоевал Луизу, и с помощью Пандалупы он ее удержит. Он гордился своими достижениями, но теперь это чувство определялось благодарностью и энтузиазмом, которые они вызывали у Луизы. Пандалупа уже не была песнью. Она стала лишь инструментом. И тот, кто расстроил этот инструмент, посмел прикоснуться к сокровеннейшим струнам внутреннего мира Джеффри Олифанта.

Вот что сделал пришелец. И допустил это Деннис. Деннис — стройный, кудрявый, веселый. Одно предательство следовало за другим, и редели ряды преданных ему. Олифант беспокойно провел рукой по своей гладкой лысой голове, и страстное желание, которое владело им больше двух месяцев, стало невыносимо мучительным. Ему нужна была Луиза как никогда, а она…