— Убирайся к дьяволу! Вон отсюда, вонючая, мерзкая, чумазая скотина, пока я не всадил в тебя пулю.

Собака вторила ему, бешено тявкая и прыгая вокруг.

— Чего кричать?! — воскликнул Кайек, опуская ногу.

Энди в бешенстве схватил кирку измазанными в тесте руками и завопил:

— Я покажу тебе, что кричать, сукин сын, попрошайка! Я покажу тебе, что кричать! Попомнишь! — И он бросился на певца.

— Эй, берегись! — завопил Кайек и помчался назад к Нинъюл, а собака летела за ним, хватая его за пятки. Нинъюл ударила ее палкой. Затем они подхватили свои пожитки и побежали назад.

Они остановились у пеньков молоденьких деревьев.

— Марьиди найил! — сердито пробурчал Кайек и плюнул через плечо в знак презрения. Затем он указал губами налево, и двинулся в этом направлении. И хотя их уже не было видно, когда они обогнули стоянку, и шли они очень осторожно, собака Энди мысленно следила за каждым их шагом и заливалась безудержным лаем, стоя возле своего хозяина.

Они прошли не более пятидесяти шагов от стоянки и все еще находились у речной отмели, когда наткнулись на прибрежный эвкалипт, который ночью вырвало с корнем. Кайек остановился, чтобы поискать между сломанными корнями личинки, и вдруг увидел, что в комке кварцевого песка поблескивает золото. Золото было ему хорошо знакомо, но о его ценности он имел не больше представления, чем любой лесной туземец. Он передал Нинъюл свои копья, поднял комок песка и очистил золото от песка. Это был самородок в куске кварца, весом примерно в две унции. Кайек стряхнул оставшийся песок, поплевал на самородок, потер его о бедро, взвесил в руке, затем взглянул на Нинъюл и сказал с усмешкой:

— Кудьинга-тобакка!

Они повернули назад, направляясь прямо к стоянке. Собака почуяла их приближение и захлебнулась яростным лаем. Энди, который теперь возился у огня, сажая в походную печурку свою лепешку, выпрямился и снова стал всматриваться в туман; когда показался Кайек, он издал бешеный вопль, схватил кирку и прыгнул ему навстречу.

— Больше не надо, больше не надо! — крикнул Кайек и протянул на ладони самородок.

Энди уже поднял было кирку, чтобы швырнуть в него, и вдруг увидел золото. Но его собака уже набросилась на Кайека.

— Золото… золото! — завопил Кайек и, кинув самородок к ногам Энди, замахнулся на собаку воммерой. Энди схватил с земли золото, вытаращил на него глаза, затем уставился на Кайека, отбивавшегося от собаки, и бросился отгонять ее киркой.

— Где… где ты его нашел? — задыхаясь, спросил он.

Кайек указал губами направление.

— Там, близко, — сказал он.

— Покажи мне! — Энди весь дрожал от возбуждения. — Покажи мне! — Его голос стал пронзительным. — Скорее покажи мне, где?

Кайек знал симптомы этой лихорадки. Он повернулся и побежал, показывая дорогу.

Энди буквально свалился в яму у корней. Уже через секунду он нашел еще один самородок, весом не меньше унции, а затем ему попался очень большой — с гусиное яйцо. Он повернул свое подергивающееся лицо к Кайеку и закричал:

— Иди к стоянке. Принеси кирку и лопату. И топор. Живей, живей!

Кайек сделал было движение, чтобы идти, но затем повернулся к Энди и сказал:

— Я голодный табак, хозяин.

— Табак там, на стоянке.

— Нет трубка, хозяин.

— Трубка тоже там, — вопил Энди. — Бери ее. Бери все что хочешь. Только поскорее.

Кайек помчался к стоянке. Нинъюл, стоявшая в отдалении, положила на землю пожитки и побежала за ним. Инструменты Энди принесла она: Кайек задержался на стоянке, чтобы отрезать табаку и набить трубку Энди; когда он подошел к очагу, чтобы зажечь трубку, он нашел там и выпил кварту крепкого холодного чая. После этого он направился обратно к дереву, блаженно попыхивая трубкой.

Теперь возле Энди на камне уже лежал добрый десяток самородков, и он продолжал рубить корни с неистовым, безумным ожесточением. И наконец, остановившись, чтобы перевести дыхание, он посмотрел на Кайека сумасшедшими глазами. Он опустил топор, подошел к Кайеку, положил ему на черное худощавое плечо огромную мокрую волосатую руку и нежно забормотал ему в лицо:

— Спасибо, брат, спасибо. Это то, чего я искал всю жизнь. И всем этим я обязан тебе. Да, тебе; а я-то тебя чуть не прогнал.

Он так тряхнул Кайека, что тот зашатался.

— Я этого не забуду, — продолжал Энди, чуть не плача. — Клянусь, не забуду! Я позабочусь о тебе, брат, ты не беспокойся. Я буду тебе платить столько, сколько ни один чернолицый не получал. Я буду тебе платить больше, чем получает белый. Я люблю тебя! Я куплю тебе все, что ты захочешь. Да благословит тебя господь!

И он снова кинулся к корням.

Некоторое время Кайек глядел на него. Затем он сказал:

— Эй, хозяин, я и жена голодный, еда.

Энди перестал рубить и, задыхаясь, проговорил:

— На стоянке много еды. Бери все. Бери всю жратву. А когда придешь назад, принеси еще кирку и лопату. И таз. В печке лепешка. Съешь ее! Ешь все, что хочешь, брат. Все, что есть у меня, — все твое.

Кайек повернулся и сделал знак Нинъюл; она подняла с земли вещи и пошла за ним к стоянке.

Они сидели у печки, поглощая мясо, горячую лепешку с патокой и жадно глотая чай, сладкий, как сироп, в то время как издали доносился шум радостной работы ликующего Энди. Затем они по очереди стали затягиваться трубкой. Дважды Энди кричал им, чтобы они пришли посмотреть новые сокровища, которые он добыл из земли. На первый зов ответил Кайек. На второй ответила Нинъюл, потому что Кайек — поэт Кайек — устремил глаза в огонь, что-то напевая про себя, и ничего не слышал. Вдруг он вскочил, хлопнул себя по бедрам, танцуя сделал несколько шагов и начал петь:

Кайек повернулся к Нинъюл, — ее глаза сияли и губы дрожали. Один миг он пристально смотрел на нее, затем начал хлопать в ладоши и топать ногой.

Тяжело дыша, он остановился перед Нинъюл. Она вскочила и радостно закричала:

— Яаккараи!

Затем в редеющем тумане снова прозвучал голос Энди:

— Эй, брат, иди сюда! Иди скорей! Погляди, что ангелы положили здесь для тебя и меня. Господи!.. — Он судорожно всхлипнул.

Кайек несколько мгновений смотрел в его сторону. Затем он повернулся к Нинъюл и сделал знак. Она направилась туда, где лежали их пожитки. Он последовал за нею, собрал свои вещи, вскинул их на плечи и быстро пошел вниз по реке, изо всех сил торопясь на празднество в Пейпербарнс.

Перевод Н. Ветошкиной

Миссия Мапун раскинулась на западном берегу полуострова Кейп-Йорк. Именно там я впервые встретил Элана и Раймонда.

Раймонду было четыре года, а Элану шесть. Они были сыновьями мистера Кейна, главы миссии Мапуна.