Вначале наши беседы шли сдержанно, потом знакомство достигло той стадии, когда каждый из нас уже проникся к другому уважением, и мы стали затевать длинные дискуссии на всевозможные темы, во многом находя общий язык.

Элан и Раймонд постоянно снабжали меня разными сведениями и настаивали на том, чтобы я заносил их в свою записную книжку и впоследствии где-нибудь использовал.

Раймонд был крепкий, подвижной мальчишка. Его прекрасное тело было темно-коричневым от загара; он, так же как и его брат, носил только короткие штанишки. Раймонд с готовностью пускался в любое рискованное предприятие, а Элан охотно уступал ему, признавая его явное превосходство в этом отношении и постоянно восхваляя смелость и отвагу Раймонда.

Элан не отличался столь крепким сложением, как Раймонд, и его больше влекли интеллектуальные приключения в царстве философии.

Раймонд всякий раз с нетерпением ждал его глубокомысленных замечаний, и когда Элан начинал излагать свою точку зрения по тому или иному вопросу, Раймонд выслушивал его с почтительным вниманием.

Как раз в это утро мы втроем говорили о домашних животных, и Элан рассказал нам следующую историю:

— У меня был поросенок, но он подох, и у Раймонда был поросенок, но он тоже подох. Мой поросенок выбежал в дождь из дому — топ-топ-топ-топ. А потом вбежал обратно — топ-топ-топ-топ. А потом снова выбежал на дождь — топ-топ-топ-топ. Он лежал под дождем, и Рози — это наша повариха — подняла его и поднесла к огню. Она объяснила, что он согреется и откроет глаза. Но он их не открыл. После этого он подох, по-настоящему подох. Я ревел всю ночь.

— Очень жаль, когда животные подыхают, — заметил я.

— Да, — сказал Элан, — как плохо все устроено: маленьким детям дают маленьких животных, а те подыхают. Например, щенки. Взрослый не играет с собакой, и ему все равно, если собака подыхает. Дети играют с собаками и очень по ним горюют, когда они подыхают.

Как-то, когда я отдыхал, сидя на песке, Элан вразвалку подошел ко мне. За ним плелись Раймонд и какой-то темнокожий мальчик.

Они остановились передо мной и потребовали, чтобы я выполнил обещание, которое дал им утром.

— Ты не забыл о прогулке? — спросил Элан.

— Нет, — ответил я, — будет прохладнее, пойдем.

— А мне уже прохладно, — заявил Раймонд.

— Правда? — без особого энтузиазма откликнулся я.

— Мы готовы, — сказал Элан. — Надо, чтобы вы были готовы, а за нами дело не станет.

Темнокожий малыш не произнес ни слова. Он стоял позади, сосал палец и пугливо смотрел на меня.

— Хорошо, — сказал я. — Пошли.

Раймонд, будучи истинным джентльменом, положил руку на плечо темнокожему мальчугану и сказал:

— Это Джон. Он пойдет с нами. Он нам нравится.

Я почувствовал, что это решительное заявление было сделано в предвидении возможного возражения с моей стороны, и разрядил напряженную атмосферу, воскликнув;

— Здравствуй, Джон, ты и мне нравишься.

Джон был молчаливым спутником, но хорошим товарищем, и Раймонд сделал из него наперсника своих тайн; то и дело, обняв его за плечи, он что-то с таинственным видом шептал Джону на ухо. Что это были за тайны, я никогда не мог догадаться. Они задерживали наше продвижение, но не влияли на наши планы.

Мое внимание привлекли следы на песке. Каждое утро я мог по ним догадаться, где проползали ящерицы, жуки или змеи. Все живое, что двигалось по мелкому песку под кокосовыми пальмами, оставляло на нем свои следы.

— Никогда не видел здесь ящериц, а на песке полно их следов, — заметил я.

— Они выползают только по ночам, но я их видел, — сказал Элан.

— Должно быть, и змеи тоже выползают по ночам, — пробормотал я.

— Почти все звери выходят гулять по ночам, — сказал Джон.

— А вот следы ястреба, — объявил Раймонд и присел на корточки рядом с обнаруженными следами.

Я взглянул на следы.

— Нет, это следы курицы, — поправил я.

Раймонд еще раз быстро оглядел следы.

— Нет, ястреба, — сказал он и плотно сжал губы.

— Курицы, — упрямо повторил я.

— Ястреба.

— Курицы.

Положение становилось щекотливым. Нашей экспедиции угрожала опасность. Я не мог придумать выхода и мысленно уже предвидел, что нам придется расстаться.

Тогда вперед выступил Джон и стал изучать следы; на лбу его при этом образовалась легкая морщина. От комментариев он воздержался, но я заметил, что, отойдя, он стал рядом с Раймондом. Это было плохим знаком.

Элан решил взять дело в свои руки. Он присел около следов и, обратившись к Раймонду, сказал;

— Это все-таки следы курицы, Раймонд, — и, повернувшись ко мне, добавил: — Но во всяком случае Раймонд уже находил следы ястреба.

— И не раз, — тут же вставил Раймонд.

Джон подтвердил это, усиленно зачесавшись.

— В этом я нисколько не сомневаюсь, — сказал я.

Опасная минута миновала.

Мы поднялись все втроем и отправились дальше, рассуждая о следах вообще.

— А ты запишешь то, что мы тебе рассказали, когда придешь домой? — спросил Элан.

— Запишу.

— Ну, так не расспрашивай больше никого о следах. Мы тебе о них все, что можно, рассказали.

— А я и не подумаю кого-нибудь расспрашивать, — сказал я. — Вы сообщили мне все, что меня интересовало.

— Мы еще гораздо больше знаем, — сказал Элан. — Если ты будешь ходить с нами гулять, мы тебе еще многое другое о следах расскажем. Правда, Раймонд?

— Да, — сказал Раймонд.

Восхищенный взгляд, который Джон бросил на Раймонда, свидетельствовал, что и он согласен с этим замечанием.

Я предложил побродить по воде у берега моря, но быстрый возглас Раймонда: «Ну нет!» показал, что я предложил что-то очень опасное.

— Там водится медуза с длинным синим жалом, — сказал Элан. — Она может погнаться за тобой, и тогда ты на всю жизнь умрешь.

Проблема смерти заинтересовала Элана. Наше внимание привлекло мертвое насекомое, тело которого было сплошь облеплено муравьями.

Лицо Элана помрачнело, отражая его мысли. Он сказал;

— Оно тоже было когда-то живым. А теперь, посмотрите-ка, мертвое. Никогда больше не будет ползать по дереву.

— Оно умерло, чтобы муравьи могли жить, — сказал я.

— Оно лучше муравьев, — сказал Элан, — и в первую очередь должно жить оно, а не муравьи.

На дереве висела веревка; Раймонд ухватился за нее и стал бешено раскачиваться, изо всех сил стараясь взлететь повыше. Вдруг он выпустил веревку, пролетел по кривой в воздухе и с глухим стуком упал на мягкий песок, несколько раз перекувырнувшись. Джон подбежал к Раймонду, чтобы помочь ему подняться, но тот уже встал сам, гордо ухмыляясь.

— Когда ты вырастешь, ты сможешь выступать в цирке на трапеции, — сказал я.

— Раймонд может все, — сказал Элан, а затем прибавил: — Иногда мне очень хочется быть большим.

— Вы поистине счастливчики, — сказал я. — Сейчас вы маленькие, но знаете, что когда-нибудь станете большими, а вот большие знают, что уже никогда не будут маленькими, — и это очень печально.

— Значит, когда человек маленький, он может быть сразу и маленьким и большим?

— Да. Видишь ли, вот я большой, но я уже не могу стать маленьким. Это очень печально. Ты маленький, но зато ты знаешь, что станешь большим. Осознавать это должно быть очень приятно.

— Я потому хочу быть большим, — сказал Элан, — что хочу быть смелым.

— И я. Я тоже хочу быть смелым, — сказал я.

— Чтобы быть смелым, обязательно надо быть большим?

— Нет.

— Можно же быть большим и маленьким сразу, правда?

— Да. Вот как ты, например.

— Ну! — смущенно воскликнул Элан и босой ногой ковырнул песок.

— Разве горячий песок не обжигает тебе ноги?

Я тоже был бос и несколько минут назад делал отчаянные прыжки, чтобы попасть под тень дерева.

— Когда я был маленький, то обжигал, — сказал Элан. — Но теперь у меня ноги огрубели. Смотри! — И он стал на самый солнцепек.

— Этот песок испек бы мне ноги, — сказал я.

— В нем можно даже яйцо испечь, — сказал Раймонд.