Темнокожий мальчик у лагуны легко соскочил с камня на песок и остановился в ожидании.

— Бренди, — без всяких предисловий сказала она, подбегая, — что значит черномазый?

— Не знаю, — неуверенно сказал он и, повеселев, добавил: — Смотрите, мисс Шелли, что я вам достал. — Он наклонился, взял с каменного выступа захватанный бумажный сверток и протянул его девочке. — Глядите скорей!

Шейла развернула бумагу и замерла от восхищения. В бумаге была маленькая раковина жемчужницы, острые края ее были сточены, перламутр внутри горел на солнце, переливаясь холодными красками моря.

— Ой, Бренди, какая красота! — сказала она еле слышно. — Всю жизнь я ее буду беречь. Ты это сам сделал?

Глаза чернокожего мальчика заискрились радостью, сверкающие зубы открылись в широкой улыбке.

— Ну да, я ее напильником подпилил. Что, нравится?

— Очень. — Она благоговейно завернула раковину в бумагу. — Спасибо. Мисс Белле тоже понравится.

— Я знаю, — глаза мальчика сияли. — Она ведь за мной ходила, как мать родная. Я тоже иногда живу в гостинице.

Девочка быстро взглянула на него, неожиданно что-то припомнив.

— Бренди, — сказала она, — мисс Белла послушала раковину, а после стала сердиться и не велела играть с тобой. Смешно, правда?

Темнокожий мальчик нахмурил тяжелый лоб.

— Почему? — спросил он.

— Она сказала, ты кошелек отнимешь. А это тоже смешно, я не беру с собой на берег кошелек.

Бренди отвернул лицо и посмотрел на играющее солнечными бликами море. Большие кроткие глаза его помрачнели, нависший лоб опять собрался в складки: он силился вникнуть в смысл ее слов. Мисс Белла… Когда он заговорил снова, голос его звучал глухо и резко:

— Зачем она это сказала? Я не ворую!

Шейла попятилась, приложив руку к губам.

— Бренди, — сказала она робко, — ты, значит, тоже на меня сердишься?

Он повернул голову и внимательно посмотрел ей в лицо. Понемногу глаза его потеплели, вид девочки вытеснил то, что никак не укладывалось в его сознании.

— Нет, не сержусь, мисс Шелли, — наконец сказал он. — Пойдем за кошачьим глазком, а? — И он улыбнулся, когда она, взяв его за руку, потянула к лагуне.

Они бродили по рифу, собирая раковины, крабов — все, что только нравилось девочке. День между тем клонился к вечеру, жара спадала. Бренди был просто неистощим на выдумки. Его глаза сияли, когда он следил, как она, нагнув белокурую голову, разглядывала подводные чудеса лагуны или самозабвенно загоняла в угол какого-нибудь краба или рыбку, стараясь их поймать. Вдруг девочка растерянно оглянулась.

— Ой, Бренди, мне надо идти! Ведь уже поздно. Мисс Белла опять рассердится!

— Ну, побежим наперегонки к дороге!

Он подождал, пока она, захватив шарф, раковины, водоросли и жемчужницу, с радостным визгом кинулась к дороге, и нарочно замешкался, чтобы дать ей уйти вперед.

Но тут, неожиданно споткнувшись, Шейла со всего размаха растянулась на камнях и, громко вскрикнув, схватилась за коленку. Вокруг, рассыпавшись, валялись голубые эмалевые пуговки, ослепительно сияла на солнце выпавшая из бумаги жемчужница, и капли крови трудно было отличить от красных водорослей, брошенных на песок. Сначала девочка тихонько всхлипывала, но, когда увидела кровь, широко раскрыла рот и, как собака, воющая на луну, издала громкий протяжный вопль, остановилась, чтобы перевести дыхание, и опять залилась ревом.

Приближаясь к берегу, мисс Белла услышала этот рев и замерла на месте, настороженно вытянувшись, словно принюхиваясь к ветру. Она мгновенно представила себе не девочку, а чернокожего Бренди, его темные глаза и волосы, толстые губы, гладкую, как атлас, кожу, все его крепкое тело подростка, уже почти юноши. Она выкормила и вынянчила его, она его даже любила… Но белая девочка — и чернокожий! И, коротко вскрикнув, не помня себя, она бросилась к берегу.

Бренди выскочил из-за скалы, держа за длинные клешни краба, помахивая яркой лентой водорослей. Увидев кровь, он бросил все это и опустился на колени возле девочки.

— Не плачьте, мисс Шелли, не плачьте, — забормотал он ласково, как не раз утешала его самого мисс Белла. — Смотрите, немножечко только содрали.

Осторожно наклонившись, он тронул ее колено своим темным пальцем. Ноготь на нем был длинный и выпуклый, как скорлупа ореха, и странно розовый, а кожа между пальцами — светло-шоколадная.

— Ну, будет, будет, — мягко говорил он. Белый завиток на загорелой шейке щекотал ему нос. Она повернулась, обхватила руками его шею и заревела, уткнувшись лицом в его вылинявший джемпер.

Рука Бренди нерешительно помедлила в воздухе, потом свободно и мягко легла ей на плечи.

— Не плачьте, не плачьте, — утешал он ее, — заживет.

Мисс Белла с белевшей неподалеку дороги увидела две фигурки на песке и остановилась, прижав руку к груди.

— Шейла! — взвизгнула она. Кружившие в бездонной синеве чайки ответили ей хриплым криком. Темнокожий мальчик смотрел, как она подходит, с трудом вытягивая из песка ноги, приподняв над дряблыми икрами черную юбку. Грудь ее тяжело вздымалась. Она остановилась в двух шагах от детей, лицо ее побагровело, на шее бешено заколотилась жилка.

— Ты! — хрипло бросила она ему. Ненависть и страх кипели в этом слове.

За спиной мальчика белизна песка незаметно вливалась в зеленоватый тон отмели, потом начиналась густая синь с ослепительно белым в том месте, где бились о черный риф пенистые буруны, а дальше, до самого края света, и еще дальше — безмерное вечное море. Соленый ветер и солнце ласкали их лица, чайки серебряными бумерангами падали на воду, взмывали в небо, опять вздымали брызги и снова поднимались в небо; на другом конце белой дороги горстка домиков городка, раскаленного послеполуденным зноем, сияла так, что больно было глазам… Но женщина видела только толстые губы, черные волосы, тяжелый выступ лба, растерянный взгляд темных глаз и черные руки на плечах девочки.

— Ты! — бросила она ему еще раз и, грубо дернув девочку за руку, поставила ее на ноги. — Ступай домой, Шейла!

Бренди нерешительно поднялся.

— Мисс Белла…

Она размахнулась и ударила его по лицу. Из губы потекла кровь. Мальчик застыл на месте, его пальцы медленно потянулись ко рту. Глаза женщины сверкнули.

— Черномазый! — закричала она срывающимся от страха голосом. — Поганая черная сволочь!

К испуганным глазам мальчика подступили непривычные слезы. При виде их рука ее тоже потянулась ко рту, она словно съежилась под своим черным платьем, пристально глядя в лицо ему немигающим взглядом.

— Мисс Белла… — начал было он опять.

Не говоря ни слова, она повернулась и, таща за руку Шейлу, заковыляла по песку к дороге.

Черные пальцы Бренди наконец прижались к губе. Он тупо уставился на их обагренные концы, потом на темное пятно на песке, где запеклась кровь девочки. Вокруг невидимо носились тени миллионов поколений его предков, размалеванные глиной и кровью, в уборе из перьев, в глянце священного почечного жира. Беззвучно и тщетно взывали они к голосу крови, голосу сердца, искавшего и не находившего ответа. Но он был слеп. Он был глух. Он забыл. Крошечные крабы пробегали по его босым ногам, растаскивая пунцовые водоросли, которые он бросил, но он не двигался. Он стоял не отрывая глаз от дороги, по которой мисс Белла и девочка ушли к белым домикам городка.

Перевод Л. Чернявского

Я повстречался с этим огромным парнем однажды ночью, кажется зимой 1934 года. Я стоял у дверей лавки в захолустном городишке, милях в пятидесяти от ближайшего большого города, и ждал, не попадется ли попутная машина. Дождь лил как из ведра, и холод стоял собачий.

Я топал ногами, чтобы согреться, и проклинал лавочника. Это он уговорил меня поискать счастья в стороне от большой дороги. В этом поселке, уверял он, всегда найдется работа для живописца вывесок. За целый день я не получил ни одного заказа и теперь томился в этой дыре, — шансов поймать до утра проезжий грузовик у меня не было никаких. Правда, я не торопился, но когда надолго расстаешься с домом, то, приближаясь к родным местам, все больше и больше чувствуешь нетерпение.