— Вчера, Абдулла, мне удалось побывать у самой границы. Тридцать лет не приходилось так близко подходить, — желая отвлечь мысли товарища, переменил тему разговора Ахмет. — Обрабатывают поля там машинами. А обед! Запах жирной баранины и румяной лепешки раздразнил мой пустой желудок. Я и не помню, когда в последний раз ел мясо. Говорят, что там нет бедняков и женятся без калыма.

— Вот бы мне туда. Хоть наелся бы вдоволь, — вступил в разговор Карим, второй близкий человек, пришедший на помощь к Абдулле. — Как только туда попасть? Граница-то охраняется и здесь и там.

— Тише, тише! — замахал на него руками Абдулла. — Ты захотел в яму и сгнить заживо?

— Будь спокоен, друг, — самоуверенно произнес Карим. — Я не одну границу уже нарушал. Был в Пакистане, Индии, плавал на английских пароходах. Только везде затрещины получал. Вот в Россию уйти! Есть у меня на примете проводник. Обойти бы только советских пограничников.

— А что они тебе сделают? — спросил Ахмет недоумевая.

Карим покровительственно посмотрел на Ахмета, схватил за козырек его фуражки, натянул ее на глаза и, лукаво подмигнув, ответил:

— Темнота ты, темнота! Мне верные и знающие люди говорили, что всякого, кто попадает в руки коммунистов от нас, они вешают, как баранов на крюк, и сдирают кожу.

— Кто они, твои верные люди? — не отставал Ахмет.

— К примеру, Мухамед.

— Это у твоего Мухамеда бараний ум, — с раздражением в голосе выпалил Абдулла, — поэтому он и говорит, что с ним будут обращаться как с бараном. Или он шпик?

— Ну, ты брось. Он такой же бедняк, как и мы, — неуверенно ответил Карим. — Он спас меня от голодной смерти, спасал от байских надсмотрщиков, страдая сам от их притеснений. Мухамед свой человек. Мы с ним окончательно решили бежать в Советский Союз от этой проклятой жизни. Хотите с нами? Не пожалеете!

— А как же с пограничниками? — ехидно улыбаясь, спросил Ахмет.

— Обойдем. Так сделаем, что и документики будут у нас самые настоящие. Жизнь станет райской. А главное — ты, Ахмет, найдешь себе красивую жену без калыма.

— Нет, с твоим Мухамедом я не пойду. Темная он личность, — высказал свои опасения Абдулла. — Если идти, то честно. Рассказать, что мы бедняки, что жизни нам нет от баев. Земли, хлеба, семьи нас лишили, шайтаны.

Перед вечером к баю проскочил черный лимузин. Мухамед уже знал, что это приехал сам шеф и что он будет требовать немедленного перехода советской границы. «Успел ли Карим сколотить компанию? Нашлись ли желающие пуститься в поиски лучшей жизни?» — размышлял Мухамед.

— А вот и сам Карим! — обрадованно воскликнул Мухамед, увидев приближающегося батрака.

Карим был хмур. Он уселся на кошму, взял предложенную Мухамедом пиалу с чаем и сдавленным голосом сказал:

— Хоть ты и друг мне, Мухамед, но тебя мы не берем. Товарищи не хотят, говорят — мало знаем. Я говорю тебе это потому, что ты всегда помогал Кариму.

— Ничего, Карим, время покажет, что я свой человек! — зло выпалил Мухамед. — А теперь давай отужинаем вместе.

Проводив Карима, Мухамед окольными путями отправился к шефу.

— Господин шеф, — обратился Мухамед. — Бедняки подозревают, что я с чужого поля ягода. Придется где-нибудь вступиться за бедняков. Вот тогда я был бы для них своим человеком.

— Да, у вас стоящая мысль, — сказал шеф, — действительно, мы так и сделаем. Кстати, завтра бай будет выдавать батракам деньги.

На другой день во дворе, огороженном трехметровым дувалом, стояла толпа бедняков, голодных и оборванных. Казначей бая подъехал на коне в сопровождении полицейских и надсмотрщиков.

— Абдулла! — позвал казначей, приготовив деньги.

Абдулла протиснулся вперед.

— На, получай, — и байский холоп презрительно бросил ему две монеты.

— Это за все три месяца? — грозно спросил Абдулла.

— Заработал ты больше, — спокойно отвечал казначей. — Но своих трех сыновей и жену ты похоронил на его земле. Думаешь ли рассчитываться за нее?

— Свою семью я похоронил на бесплодной земле.

— Все равно принадлежит она баю, а не тебе. Так что бери и проваливай, — и казначей ткнул Абдуллу в грудь.

Не сдержался Абдулла, бросился на казначея. Но тут как коршуны налетели полицейские, схватили батрака.

Все оцепенели.

— Что же вы смотрите, как нашего брата избивают! Бей шакалов! — крикнул Мухамед и бросился на полицейских. Его тоже схватили.

Толпа попыталась защитить Абдуллу и Мухамеда, но силы были неравны. Полиция и надсмотрщики избивали бедняков резиновыми дубинками, топтали лошадьми.

Абдуллу и Мухамеда отвезли в полицейский участок. Потом Мухамед устроил побег.

— Бежим в Советский Союз, — предложил Мухамед.

Через два часа были разысканы Ахмет и Карим. Они сидели возле арыка, мочили тряпки и прикладывали их к синякам. Им тоже попало от полицейских.

— Абдулла! Мухамед! — радостно воскликнул Карим и бросился их обнимать.

Пограничники были свидетелями происшедшего по ту сторону границы. Солдаты долго обсуждали виденное, возмущались произволом полицейских.

— Вот глядишь на другую сторону и словно видишь прошедший век. Сотни лет назад батраки так же вот обрабатывали землю, и притом чужую, — говорил Ященко своему другу рядовому Плыско. — Да и колотили их примерно так же.

— Пожалуй, — заметил Плыско, — только колотят их теперь сильнее.

— Рядовые Ященко и Плыско в наряд! — объявил дежурный по заставе.

Через несколько минут они покинули заставу.

Ночь была тихая и темная. Впереди шел рядовой Ященко.

Он хорошо помнит свою первую ночь в наряде. Тогда каждый кустик казался нарушителем, то и дело, попадались кочки, и обязательно спотыкался, вызывая недовольство старшего. Трудной была первая ночь в дозоре. Глаза слипались, клонило ко сну.

Нелегкое дело — служба, да еще на границе. И не сразу Ященко освоил ее. Поэтому ему особенно было приятно, когда начальник заставы, пожимая руку, сказал:

— Теперь и вас, товарищ Ященко, можно считать опытным пограничником, поздравляю.

Рядовой Плыско, который направлялся сейчас с ним в наряд, — солдат молодой, новичок.

…Еле слышный треск в бурьяне уловило ухо Ященко. Он так и замер на месте. Прислушался — треск повторился. Через равные промежутки времени с тем же глухим хрустом ломались стебли бурьяна.

— Нарушители!

По звуку Ященко определил, где они находятся, и сообщил об этом рядовому Плыско. Пограничники выдвинулись к предполагаемому месту встречи с нарушителями и стали поджидать. Вот на фоне тусклого неба показались два силуэта. Ященко подпустил их поближе и включил фонарь. Яркий свет ослепил людей.

— Стой! Руки вверх! — властно крикнул Ященко.

Нарушители подняли руки, но не остановились. Они двигались теперь прямо на пограничный наряд. В нескольких шагах от Ященко оба упали на колени.

Странное поведение задержанных вызвало у пограничника чувство тревоги.

«А что, если это только приманка?» — подумал он.

И словно подтверждая его сомнение, в стороне послышался новый шорох.

— Ракету! — скомандовал Ященко.

Ракета осветила еще двух нарушителей, которые с опозданием упали на землю. Приказав Плыско охранять задержанных, Ященко поспешил к тому месту, где притаились остальные.

Здесь-то и находился Мухамед. Доставленный на заставу, он вынужден был признаться, что шел по заданию иностранной агентуры. Так благодаря бдительности советских пограничников был сорван хитроумный замысел врагов.

Да, сейчас он полковник. А когда-то я знавал его старшим лейтенантом — стройным, голубоглазым, с ямочкой на подбородке, с волнистыми русыми волосами.

Когда мне назвали фамилию полковника, память сработала безотказно: не тот ли Федорина, с которым служили на забайкальской границе вскоре после Отечественной войны? Оказалось, тот самый.