— Балуете вы нас, товарищ подполковник, — стеснительно ответил Курилов. Чайка, похлопав его по плечу, удивленно рассмеялся.

— Ничего себе, балуем мы их. Полк отдыхал, а вы по лесам ходили. Пора и передышку дать.

— Так вы же с нами были.

— Я не в счет, — подполковник махнул рукой, — а впрочем учти, — он показал в сторону фронта, — отдыху есть небольшая помеха — немцы. Идем в штаб, будем принимать хозяйство, полезно и тебе послушать.

В обширном блиндаже с толстым земляным перекрытием находились командиры двух полков, офицеры штабов и комбаты. На столике горела длинная восковая свеча, тускло освещающая усталые, почерневшие лица офицеров. Амбразуры командного пункта были завешаны шторками из брезента. Пахло болотом и пороховыми газами, еще не выветрившимися после недавнего боя.

Командир оборонявшегося ранее полка, невысокий, приземистый полковник с перевязанной рукой, не спеша докладывал об обстановке в районе обороны, а штабные офицеры нового полка делали пометки в своих картах.

— В тылу врага, — заканчивал доклад полковник, — наблюдается перегруппировка сил. Немцы что-то затевают.

Это «что-то затевают» больше всего насторожило Сергея, потому что неизвестность намерений врага в первую очередь касается разведчиков. Курилов посмотрел на подполковника Татарина, своего командира, хладнокровного, с сединой на висках и свежим шрамом на щеке человека, и тот, хотя почувствовал на себе взгляд лейтенанта, приподнял густые нахмуренные брови, посмотрел изучающе строгими глазами на Сергея и тут же опять уткнулся в карту. «Наматывай себе на ус, лейтенант», — расценил этот взгляд Курилов и задумался над предстоящей вылазкой в тыл врага.

Позднее, когда все разошлись по местам и командир сменившегося полка простился с Татариным, Чайка, как бы продолжая мысль «бати», сказал:

— Позарез нужен «язык». Готовьтесь к поиску, — он посмотрел на Сергея, улыбнулся и добавил: — Отдыхать будем после войны.

Командир полка, подойдя к карте, раскинутой на столике, указал на болото, обведенное красным карандашом и пояснил: «Присмотритесь к этому месту. Вроде сто́ящее направление для вылазки».

С чего начать? Как лучше изучить местность? Эти вопросы не выходили из головы Курилова и тогда, когда вышел он от командира полка, и позже, когда шел в свой блиндаж, и глубокой ночью, когда лег вздремнуть. Чайка предупреждал, что очень трудно будет выследить «языка», потому что немцы по ночам принимают все меры предосторожности.

Капитан Коломеец тоже долго ворочался, раздумывал над предстоящим поиском. Он бывал уже в переплетах, не так волновался, но не думать над приказом не мог: «батя», как ему кажется, нарочно вызвал его вместе с Куриловым, чтобы испытать, кто из них выберет лучшее место захвата «языка».

«Не везет. Никак не везет», — думал Роман Коломеец. В канун войны, выполняя ответственное задание, капитан Коломеец опростоволосился, за что получил строгое взыскание и был понижен в должности.

Грянула война. Роман подал рапорт: «Прошу направить на фронт». — Доброволец… Звучит! Он надеялся, что пошлют его куда-нибудь в оперативный отдел армии, на худой конец в дивизию, а угодил в полковую разведку. Командир полка был строг, а Коломеец расценивал это, как придирчивость.

И вот прибыл лейтенант Курилов. Командир полка и начальник штаба, как показалось Коломейцу, сразу полюбили его и, пожалуй, размышлял он, назначат Курилова помощником начальника штаба по разведке, а его могут опять понизить в чине.

Раздумывая над сложившимся положением, Коломеец решил: «Что ж, пусть этот лейтенантик понюхает пороху, сегодня он пошлет его выбирать направление поиска и посмотрит, что из этого получится».

С таким решением и уснул Коломеец, а когда проснулся, Курилова уже не было в землянке. Коломеец посмотрел в амбразуру на передний край обороны. В километре за торфяным болотом виднелась серая лента дороги на Колпино. Где-то около нее проходят первые траншеи врага. Слева, где кустарник подступал к болоту, видны развороченные орудия и подбитые танки, обгоревшие бронетранспортеры и самоходные артиллерийские установки.

После полудня густая хмарь за невысоким лесом сгустилась в огромную пепельного цвета тучу, которая тотчас же поплыла вдоль переднего края обороны и затмила солнце. Спустя некоторое время запахло сыростью, потянул легкий порывистый ветер и вскоре заморосил мелкий туманообразный дождь.

Солдаты наконец-то получили передышку: фашистские самолеты скрылись за горизонтом и больше не появлялись над расположением полка. Подполковник Татарин, сидя за столиком, сколоченным из нестроганых досок, довольно громко кричал в телефонную трубку:

— Вот видите, наша зенитная артиллерия сыграла свое. «Юнкерсы» не ходят больше на бреющем. Проверьте позиции и приготовьте для «максимов» более удобные площадки. С воздуха нас прикрывать больше некому, имейте это в виду.

Сергей стоял навытяжку и ждал, когда командир полка закончит разговор, но подполковник взял другую трубку, а Курилову указал рукой на ящик около стенки. В трубке кто-то громко прокричал:

— Разрешите поддать — лезут нахально.

— Только с запасных. Понял? И спокойно. — Подполковник положил трубку, повернулся к Сергею, объяснил: — Кипятятся, ну и народ.

На столе вновь загудела трубка, которую он положил раньше. Кто-то докладывал, торопливо требовал подбросить огонька, и подполковник опять внушал:

— Спокойно, подтяни левое крыло, пару «максимов» дай соседу справа. Понятно?

Курилов впервые видел, как подполковник ведет бой, и восхищался его спокойствием. Справа и слева даже через толстое, в несколько накатов перекрытие блиндажа доносились ружейно-пулеметная трескотня и нарастающей силы артиллерийская канонада.

— Каждый метр перепахивают, черти, — подполковник устало оперся рукой о стол, не выпуская из сжатой ладони телефонной трубки, затем посмотрел куда-то в угол, задумался, словно силился припомнить что-то важное, и как бы для подтверждения пришедшего в голову решения заключил:

— Только так! — он крепко стиснул пальцами трубку, и на его широкой натруженной кисти отчетливо выступили темные, скрученные в тугие жгуты жилы.

— Только так, лейтенант! — повторил подполковник, бросив на Курилова грозный взгляд, как будто отвергал какое-то его неправильное решение, и, выждав несколько мгновений, опять взял трубку.

— Седьмой, давай! Пятый, не жалей патронов! — распорядился он и прильнул к амбразуре. Не оборачиваясь, разглядывая поле боя в стереотрубу, подполковник крикнул:

— Не зевай, ищи стыки!

— Есть смотреть стыки! — уже сквозь страшную, заглушающую голос пальбу ответил Сергей.

Сунув бинокль в маленькое оконце землянки, он придвинул к глазам окуляры и почувствовал, как тревожно заколотилось в груди сердце.

Порывистый ветер гнул к земле уцелевшие стебли полыни, и они, выпрямляясь, мелькали макушками перед биноклем; Сергей с остервенением вырвал горькую полынь, мешавшую разглядеть жаркое сражение.

По отлогим взгоркам, затянутым мелкой сеткой дождя, в три цепи шли на левый фланг фашистские солдаты и сеяли из автоматов свинец. Казалось, фашисты не стреляли, а изрыгали из своих животов снопы искр и огня. Только сейчас Сергей понял, что немцы, сосредоточив свои силы на небольшом участке, стремятся смять наши передовые подразделения. Справа и слева на пределе стучали «максимы», потому что и здесь фашисты перебежками продвигались вперед, не давая перебросить силы полка на главное направление.

Курилов опустил сетку угломера бинокля ниже серых цепей вражеской пехоты, чтобы рассмотреть неприятеля, и отчетливо увидел рогатые каски фрицев и фашистскую свастику на знамени. Кто идет под ним? Отъявленные нацисты или насильно поставленные под ружье люди оккупированной Европы.

Командир полка только что доложил в штаб дивизии об атаке немцев, и в ответ трубка над его ухом прокричала: «Ни шагу назад!» Он поднял вторую трубку и повторил приказ: «Ни шагу назад!» Через мгновение с того конца провода донесся приглушенный, но твердый ответ: «Есть ни шагу назад!» Из уст в уста передается по живой цепи воинов приказ.