Звук, напоминающий выстрел, донесся с той стороны, куда ускакали пограничники. Головин прислушался: сомнений не оставалось — Копылов и Ноговицын вступили в соприкосновение с бандой. И Головин приказал занять оборону. Запыхавшись, прибежал наблюдатель Маслов.

— Вижу около полусотни вооруженных всадников! — доложил он. — Движутся по направлению нашей стоянки.

Головин схватил бинокль и рывком поднес его к глазам. И вот какая картина открылась перед ним. Рассыпавшись лавой по долине Иныльчека, большая группа всадников преследовала двух пограничников. Причем Ноговицын на рысях вел на поводу коня своего товарища, а Копылов, сидя спиной к голове лошади, беспрерывно стрелял по наступающей конной лаве.

— Только бы успели! — подумал вслух Головин о Копылове и Ноговицыне и вытащил свой маузер, снял его с предохранителя.

Пограничники успели добраться до лагеря. Быстро спешились и присоединились к товарищам.

Лава была уже в нескольких сотнях метров.

— Огонь! — скомандовал Головин и, прицелившись, нажал на спусковой крючок маузера.

Залп получился нестройным, но бандитов остановили. Они тоже спешились и залегли за укрытия. На какое-то время стрельба с обеих сторон прекратилась. Один из бандитов крикнул:

— Сдавайся, Головин! Мы знаем, что вас только шестеро. Нас в десять раз больше. Не сдадитесь — умрете.

На бандитский ультиматум пограничники ответили более дружным залпом. Бандиты пошли в атаку. Снова закипел бой… Ясно, что бандиты хорошо осведомлены о боевых возможностях пограничников, раз точно знают, сколько их. Но это узнать можно было и хорошо замаскированному на одной из скал наблюдателю. Фамилию же командира банде мог сообщить тот, кто видел проезжавших через какой-либо аул пограничников. Или Бердикул? Но раздумывать над этим, сопоставлять факты было некогда.

Красноармеец Медведев прикрывал своим огнем фланг обороны. Он должен был помешать банде обойти лагерь и выйти на тропу, по которой ушел Погребецкий. И вдруг Медведев прекратил стрельбу. Головин решил выяснить, что случилось, и бросился к огневой точке Медведева. Второпях Иван Семенович выпустил из виду одну лощину на своем пути. А именно в ней притаился один из бандитов. Когда Головин был метрах в десяти, бандит выскочил из-за своего укрытия и почти в упор выстрелил. К счастью, пуля прошла мимо, но Головин упал и притворился мертвым. Осмелевший головорез подошел вплотную. Был он одет в новенькое, с иголочки, английское обмундирование, держал в руках английскую винтовку. Какой марки пистолет был заткнут за его пояс, Головин рассматривать не стал. Он в упор выстрелил в бандита. Тот упал с громким криком. И затих.

Бандиты отступили. Но не далеко. Им потребовалась передышка. Выяснил Головин, что Медведев был цел и невредим.

— Почему не стрелял? — спросил командир.

— Берег патроны. Чего их зря жечь, если в моем секторе бандиты не появились?

— Молодец, Медведев!

Наступила ночь. Бандиты осадили лагерь, но в атаку не шли. Пограничники были в затруднительном положении. Боеприпасов оставалось мало, а помощь с заставы могла прийти суток через десять. Да и откуда там могли знать, что Иван Головин ведет бой у самого подножия Хан-Тенгри? Гонца послать тоже нет смысла. Он не прорвется сквозь вражеское кольцо. Задачу нужно было выполнить, рассчитывая только на свои силы. Главное — не пропустить банду в район работы ядра экспедиции.

Ночью по приказу Головина бойцы изготовили чучела, надели на них свои фуражки и выставили, чтобы на них хотя бы первое время боя был сосредоточен огонь. А что бандиты будут наступать — Головин не сомневался.

Перед рассветом попытался скрыться из лагеря Бердикул. Но его недаром «опекал» командир пограничников. Выдав себя с головой этой попыткой, Бердикул не стал долго запираться. Он сообщил, что в экспедицию направился по приказу Джантая с заданием сообщать о каждом ее шаге. Последнее донесение он передал, когда бандиты напали на экспедицию в районе перевала Тюз. О планах Джантая он ничего не знал. Зато сообщил, что убитый Головиным бандит — не кто иной, как племянник самого владыки Кой-Капа.

Шпиона связали и отправили на место стоянки лошадей, наказав коноводу не спускать с него глаз.

На рассвете наблюдатель доложил о том, что по долине Иныльчека движется уже около ста вооруженных бандитов. Снова вспыхнул бой. Но и сотни головорезов не могли сломить советских бойцов. Они хорошо укрепились, вели меткий огонь только по видимым целям. А бандиты сначала сосредоточили стрельбу по чучелам. И только потом поняли, как обманули их пограничники.

Бой длился целый день. К вечеру у пограничников осталось по восемь патронов на винтовку. Зато подступы к лагерю были устланы трупами бандитов.

Что делать? Можно было пойти на прорыв кольца. Но такая мысль не приходила даже в голову. Пограничники отвечали за жизнь и успех работы экспедиции, за сохранность собранных ею научных материалов. Но в то же время без боеприпасов трудно выдержать еще один штурм. Джантай может послать еще сто, двести, триста своих головорезов. Пока людей у него в Кой-Капе достаточно для этого. Если прорываться, то только вместе с экспедицией. И Головин пишет донесение Погребецкому:

С донесением был послан один из коноводов. Пограничника Головин послать не мог. В любое время можно было ждать нового нападения.

Гонец добрался до места работы экспедиции, рассказал о банде и о двухдневном бое. Работа была уже закончена. И после недолгих сборов Погребецкий и его люди стали спускаться к своему лагерю. Там было тихо. Банда пока не проявляла активности.

Но теперь активизировались пограничники. Нужно было внезапной атакой отбросить банду с пути в долину Сары-Джас проставляя огневые заслоны, быстро спускаться вниз. Сейчас главное — сохранить членов экспедиции и собранные ими с таким трудом материалы, которые ждет советская наука.

И Головин повел своих бойцов в атаку. Не ожидавшие нападения бандиты растерялись, открыли огонь только тогда, когда ядро колонны прошло опасный перевал. Сунулись было бандиты преследовать, но их остановил меткий залп. Огонь вели не только пограничники, но и члены экспедиции.

Гость уехал из ставки Джантая, разгневанный до последней степени. Задание своего шефа он не выполнил. Экспедиция Погребецкого благополучно спустилась в долину Сары-Джас. Шесть советских пограничников помешали осуществить хорошо продуманный план английской разведки. Но обо всем этом Головин узнал позднее.

В одиннадцать ночи в гарнизоне наконец прозвучал отбой. Затихли казармы, опустел плац. Только в окне оперативного дежурного да в карауле комендантского взвода тускло светились огни.

По дубовой аллее, ведущей от штаба к воротам, шли два человека. Шли не торопясь, словно на прогулку. Разговор тоже был неторопливым, отвлеченным.

— Весна, Антон… Скоро деревья листву распустят. И будет наш городок весь в зелени, словно в парке. Люблю весну.

— Чего это тебя, Иван, на лирику потянуло? Небось стихи начнешь сочинять? Представляю: Надсон в буденовке!

— А что? Стихи — хорошее дело. Однако их труднее писать, чем шашкой размахивать. Поэтов на земле мало: раз, два — и обчелся. А нашего брата, солдата, — эвон сколько! Грубые мы люди, неотесанные. Ты вот про какого-то Надсона говоришь. А я о нем и понятия никакого не имею. Кто он? Небось, англичанин?

— Нет, русский.

Стоящий у ворот часовой окликнул:

— Стой, кто идет?

— Свои! — ответил один из спутников.

Часовой узнал командира учебного взвода Ивана Головина и политрука Антона Онопко, закадычных друзей, приехавших в отряд с соседних застав, чтобы обучать молодое пополнение. Сам часовой, паренек с Урала, обучался в этом взводе. И сегодня на посту в гарнизоне стоял, видимо, последний раз: со дня на день ждал отправки на заставу.