Арго ставил торчком уши и с большой неохотой исполнял приказание.

Он рвался в дело.

Наконец Худоногов получил разрешение пустить собаку.

Отпечатки ног на контрольно-следовой полосе были обнаружены в двух километрах от гребня того холма, где произошла неожиданная встреча и в нарушителей уперлись стволы пограничных автоматов.

Арго, ни секунды не сомневаясь, не останавливаясь, вел за собой проводника.

Потом пса вернули, пустили снова.

Он в точности повторил свой путь. Ответвлений никаких не было. Значит, границу перешли только те четверо. С ними больше никого.

Нарушителей увели на заставу, уехали офицеры, и снова на участке стало тихо. И темнота, и тишина… Как будто это не здесь, а на другом участке только что взвивалась в небо ракета и звучал окрик «стой».

— Пошли, — сказал Ященко, закидывая автомат за плечо.

И они снова зашагали вдоль полосы.

Их время еще не кончилось. Как им завидовали — двум Иванам!

Особенно молодежь, солдаты первого года службы, не так давно пришедшие на заставу. И среди них Михаил Панченко, Анатолий Федоренко и Алексей Пальчук, все одногодки и земляки Плыско, вместе с ним прибывшие с далекой Днепропетровщины.

Еще бы! Иной солдат три года прослужит на заставе, а о нарушителях только во время бесед слышит или в книжке читает…

— Ничего, ничего, ребята, — улыбался начальник заставы, слушая бесконечные разговоры о везучем Иване Плыско. — И глаза у вас такие же, как у наших двух молодцов, и руки не слабее…

Конечно, каждый из них был глубоко убежден, что не растеряется, что сделает все необходимое, все возможное и невозможное… Для этого они и служат на границе… Но… Что тут говорить, удача на этот раз выпала не на их долю.

Прошло несколько дней.

Наряды возвращались с границы, и старшие докладывали одинаковыми уставными словами: «Никаких происшествий во время несения службы, ничего подозрительного не обнаружено»…

Но вот как-то раз в канцелярию заставы поднялся по скрипучим ступенькам рядовой Александр Киселев. Едва взглянув на него, начальник сразу подумал: «Произошло что-то не совсем обычное…»

Действительно, у Киселева появилось сомнение, правда, ничем не подкрепленное, но о нем он все же посчитал необходимым доложить.

Ничего не было удивительного в том, что сегодня на противоположном берегу реки, на чужой территории, паслась отара. Но вот что странно: как правило, возле нее находится один чабан, самое большее — два… Киселев даже успел приметить их лица, по походке может узнать. А сегодня к ним присоединился третий. Не много ли для одной отары? Конечно, может быть, какой-нибудь их приятель заглянул проведать, выпить с ними чайник-другой чаю…

Но, может быть…

— Да может быть, он не к чабанам, а к нам в гости собрался, — согласился с Киселевым капитан. — Ты правильно сделал, что доложил. На всякий случай будем ждать. Нехорошо, когда гость застает хозяев врасплох…

Следующей ночью Александр Киселев и с ним Алексей Пальчук находились в наряде. Перед рассветом на полосе были обнаружены следы, напротив того места, где накануне паслась отара.

Следы вели к нам в тыл.

Как хотелось ребятам немедленно броситься по следу, догнать, задержать…

Но когда они сообщили о своем открытии на заставу, им было приказано залечь, наглухо закрыть нарушителю обратный путь.

Скрепя сердце они подчинились. Что ж поделаешь — приказ есть приказ.

Киселев и Пальчук залегли.

Минуты прошли после их сообщения, когда с заставы, нахлестывая лошадей, выскочили трое — сержант Петр Порубаев и рядовые Михаил Панченко и Анатолий Федоренко.

Километра два бешеной скачки по пескам. Полное безлюдье. Но потом в лощине в слабом сумраке рассвета показалась одинокая фигура.

Человек в рваном халате оглянулся, заметил пограничников и отчаянно метнулся в сторону.

Все действия тревожной группы на случай встречи с нарушителем были намечены заранее.

Панченко поскакал в обход.

Федоренко свернул влево.

А Порубаев во весь опор стал нагонять нарушителя.

Расстояние между ними быстро сокращалось. И когда тот увидел, что ему никуда не уйти, он повернулся и с оскаленным ртом кинулся навстречу своему преследователю. Он бы горло перегрыз ему, если б только был в силах…

Сержант прямо с коня, бросив поводья, прыгнул на него, свалил, связал…

Задержанный катался по песку, яростно выл — так у нас на Днепропетровщине воют волки, попавшие в капкан и чующие гибель.

— Все ясно… — сказал Порубаев подскакавшему первым Анатолию Федоренко. — Наш дружок перед тем как идти через границу, для храбрости накурился терьяку…

Приехавший переводчик долго беседовал с задержанным на следующий день, когда тот отоспался и пришел в себя.

— Стоит на своем… — говорил он потом. — Иду в поисках лучшей жизни… На той стороне у меня семьи нет — денег на калым не мог собрать за всю жизнь…

Позднее выяснилось — не в поисках лучшей жизни шел он. В его задачу входило узнать, благополучно ли перебралась на нашу сторону та четверка; а если ей не удалось — сделать то, что должны были сделать они.

Капитан рассказал об этом своим солдатам и особо похвалил Киселева:

— Ты не горюй, задержали другие… Все же первым ты его заметил, первым о нем сообщил и след на полосе с Пальчуком обнаружил… А все остальное было уже совсем просто…

И Порубаев, который сам прыгнул на нарушителя и связал его, крепко пожал Киселеву руку.

— Ты о нем заранее сообщил, так мы втроем и не спали в ту ночь, ждали, ворочались с боку на бок…

И снова в наряд…

Кони неслышно ступают, погружая копыта в сыпучий песок.

Два всадника — один метрах в двадцати от другого — медленно едут вдоль границы.

Сегодня два Ивана снова несут службу.

Только к полуночи они добрались до пограничного знака на конечной точке маршрута. Отсюда наряд отправляется в обратный путь. С первыми лучами солнца солдаты возвращаются на заставу, и старший Иван докладывает дежурному офицеру с покрасневшими от бессонницы глазами и направляется разряжать оружие.

Сегодня обстановка на участке сложилась благоприятно.

А завтра?

Кто знает, не придется ли дозорам, которые выйдут на границу, преследовать переброшенных на советскую землю врагов?.. Кто знает…

Пограничники привыкли к тишине, которой нельзя доверять, к постоянному напряжению, к жизни в постоянной боевой готовности.

Такая у них служба.

Пограничники передали следственным органам четырех нарушителей. Все они при задержании заявили, что границу перешли в поисках лучшей жизни. А один даже назвался руководителем бедняцкого выступления против бая и организатором побега из полицейского участка.

Но в руках следователя было донесение об обстоятельствах задержания. Он обратил внимание на то, что двое из перешедших не сразу сдались пограничникам. Это была первая зацепка. А дальше выяснились подробности тщательно готовившегося нарушения.

…Абдулла бросил последнюю лопату земли на выросший холмик могилы любимой жены, присел на камень, принесенный для надгробия, и, вытирая набежавшие слезы, произнес:

— Прости, дорогая, что я к тебе не пригласил доктора. Ведь у меня не осталось и монеты. А кто пойдет за пятьдесят миль даром?.. Я не мог тебе дать хорошей пиалы риса и пшеничной лепешки. Даже в могиле тебя не покинет бедность.

На лице Абдуллы, изможденном не по возрасту глубокими морщинами, лежала печать обреченности:

— Как жить-то будем? — горестно вздохнул Ахмет, присаживаясь к Абдулле. — Ты хоть немного испытал счастья. У тебя была семья. Ох, как приятно, наверно, слушать певучий голос жены и воркованье детей. Я не испытал этого. Надо много денег, чтобы уплатить калым. А у меня всегда карманы дырявые.

— Счастье? Лучше его бы не было! — в гневе проговорил Абдулла. — Пятнадцать лет копил деньги. Недоедал. Выкупил у Тимур-хана батрачку и соединил с ней свою жизнь. Родились три сына. И здесь их похоронили. А теперь вот жена… — глухие рыдания заглушили голос, и он беспомощно упал на плечо друга.