Курилов оторвал половинку листка, отдал записку Тахванову и сказал:

— В общем, нужен замок и патроны. Выручайте ребят. Давай, Женя, крой на полном.

И Женя под градом неунимавшейся свинцовой бури и холодного дождя пополз в свое отделение с бедственным сигналом друзей: нужны патроны, замок для «максима», чтобы удержать Сухой мыс.

Тахванов успел. Он притащил на своих плечах ящик с патронами и замок для пулемета. Манан Хабибуллин на радостях расцеловал его.

Солнце лишь на исходе дня пробилось сквозь толщу туч, и, покраснев, казалось, от огня разыгравшегося сражения, скоро спряталось за горизонт, а уставшие, мокрые бойцы, получив передышку, только сейчас ощутили, что не ели целый день. Однако нет никакой надежды на доставку продуктов, нет даже связи с комбатом. Сухой мыс остался советским как малая недоступная для врага земля.

Из десяти бойцов в группе Курилова осталось пять человек, из которых одного — Женю Тахванова пришлось направить в отделение Мамочкина — там было особенно тяжелое положение: немцы старались снять наших солдат и отсечь Сухой мыс.

Проводив Тахванова, Манан молча вынул свою солдатскую лопату из промасленного и потертого чехла, встал и тихо сказал:

— Пошли, ребята.

Он ушел из мокрой траншеи. За ним направились все, понимая, что Манан зовет хоронить товарищей. И скоро на холодной и сырой земле, тут же, рядом с огневыми позициями, вырос безымянный холмик братской могилы.

Дать бы салют над захороненными телами товарищей, но мало патронов, да и противник ответит на это ураганным огнем. Все смотрят на лейтенанта с выжидательным молчанием и, поняв подчиненных, Курилов говорит:

— Дадим салют, ребята, только завтра утром и по врагу. Они поступили бы так же. А теперь Савельев — на пост наблюдения, остальные — в блиндаж.

Солдаты расходились по местам молчаливые.

Утро следующего дня началось с интенсивного артиллерийского обстрела. В половине седьмого немцы начали бить по Сухому мысу из всех видов оружия.

Огонь все усиливался. Грохот орудий и ружейно-пулеметная трескотня слились в единый ревущий гул. На Сухом мысу не осталось спокойного места не только для живых, но и для мертвых. Тяжелый вражеский снаряд угодил в братскую могилу пятерых похороненных ночью разведчиков и разметал их прах окрест, где другие взрывы мин и снарядов перемешали его с землей. Траншеи и хода сообщения скоро превратились в отдельные ямы, и как только артиллерия перенесла огонь в тыл и последовала атака, разведчики заняли огневые позиции в глубоких воронках.

Сергей лежал за станковым пулеметом. Отрываясь на мгновения от прицела пулемета, Курилов видел, как крошили вражеских солдат группы старшины Шибких и сержанта Мамочкина, и крепче нажимал на гашетки, расчетливее пускал пулеметные очереди.

Атака врага захлебнулась, но через несколько минут вновь последовал мощный артиллерийский налет на позиции полка, а за ним атака. Так целый день. Разведчики после каждой атаки меняли огневые позиции, чтобы скрыться от нацеленного на старое место вражеского орудия, и встречали цепи фрицев губительным огнем. Лишь вечером изнеможенный и оглушенный взрывами Сергей заполз в уцелевшую нишу траншеи, съел поданную Мананом порцию — один сухарь и маленькую банку консервированного перца, достал блокнот и записал:

А через три дня появилась новая запись:

Так закончился двадцать восьмой день фронтовой жизни Сергея Курилова.

Их осталось двое на Сухом мысу и по трое у основания этого мыса. Теперь по ночам они могли спать попеременно.

Хабибуллин достает из вещевого мешка строго определенную норму провианта — один сухарь и одну на двоих банку консервированных овощей. Молча едят, молча закуривают в холодной нише, укутавшись в промокшие плащ-палатки, чтобы согреться дымом и высушить одежду теплом своего тела.

Струи дождя черными спицами втыкаются в стенку траншеи выше головы Курилова и бросают в лицо холодные, секущие брызги грязной, перемешанной с песком воды. Вверху, накрытый брезентовой накидкой, стоит пулемет — единственная надежда удержаться здесь пока будут патроны, а их становится все меньше и меньше. Удастся ли пополнить боеприпасы? Послать некого. Только ждать подносчика патронов полкового пункта боепитания. «Батя» знает, что здесь трудно, и примет все меры. Примет, обязательно подошлет подкрепление. А если нет?

Манан, свернувшись клубком, давно уже храпел, а Сергей все думал и думал об одном и том же: «Как раздобыть патроны?» О чем бы другом ни пытался он думать, возвращался все к тому же вопросу. Сергей покинул траншею и быстро пополз отыскивать пулемет, то есть место, где была еще вчера его огневая позиция.

Он с трудом нашел сначала щиток от станкового пулемета, потом катки и только после усиленных розысков наткнулся наконец на нишу, где лежал ящик с патронами. Взвалив его на спину, он с такой радостью побежал к Манану, что забыл обо всех мерах предосторожности и маскировки. Сбросив ящик в траншею, кинулся было тормошить Хабибуллина, чтобы обрадовать его находкой, но тут же спохватился: человек только что уснул.

Немцы по обыкновению ставили в черном небе свои светильники — ракеты на парашютах, но даже от их яркого огня ночь не становилась светлее. В плотном тумане ракеты проглядывались, как электрические лампочки в парной бане.

После частых дневных атак немцы понесли такие потери, что ночью выделили значительно меньше часовых. Это определил Сергей по редким выстрелам. Вслушиваясь в них, он невольно вспомнил старого сторожа колхозных садов, который всю ночь методически стрелял из берданки, прицеливаясь в какую-нибудь звезду на небе. Так, для порядка палил дед, а больше для начальства, чтобы слышало, что сторож на своем посту.

Близился рассвет.

Торопливо и сноровисто перебегая от воронки к воронке, оттащил пулемет в сторону от вчерашних огневых позиций, оборудовал удобную для стрельбы площадку и поспешил к Манану, чтобы разбудить его.

Однако будить Хабибуллина не пришлось. Он сидел на бруствере и ждал Курилова.

— Бери патроны и за мной! — коротко распорядился Курилов.

— Какие патроны? — изумился Хабибуллин. — Вот все тут, — он тряхнул вещевым мешком на спине, где было сотни полторы патронов.

Курилов достал из траншеи деревянный ящик, и Манан оторопел от неожиданности.

— Товарищ лейтенант, как же это, а? Я спал, а вы? — начал он выговаривать на радостях упреки, но Сергей прервал его напускной строгостью:

— За мной, быстро!

— Есть быстро, — обрадованно повторил приказание Манан и вскинул на плечо боеприпасы.

— Ох и дадим жару, а? — на ходу крикнул он Сергею, и в тот же миг вражеские окопы изрыгнули на Сухой мыс раскаленный металл. Но на этот раз у немцев не хватило сил ни для массированного огня, ни для дерзкой атаки. После непродолжительной и редкой стрельбы их пехота поползла на узком участке против сержанта Мамочкина, где и полегла от губительного перекрестного огня «максимов». Семен бил по фронту, а Курилов косил цепь противника во фланг.