— Главное, товарищ лейтенант, — продолжал Кузьма, набирая самосадом козью ножку, — бить врага по скуле, сбоку. Лоб у него крепкий, броня, а в скулу мы его свалим. Вот мы тут с робятами и зарылись. Как фриц заползет к нам в мешок, мы вжарим из «максима» повдоль его хребта. С соображением надо лупить, а так, нахрапом, не возьмешь. Вот погляди на Максю. Мал, а врежет под дыхало и свалит любого силача. Нет, без соображения ни в каком деле нельзя…

— Спасибо, отец, за науку, — поблагодарил Курилов, довольно улыбаясь, и как бы между прочим спросил:

— А землянки какой-нибудь у немцев не приметили?

— Степша, — вместо ответа позвал Кузьма, — покажь лейтенанту тот подозрительный бугор.

Обрадованный до глубины души, Курилов вылетел из землянки в одной нижней рубахе, укрывшись короткой шинелью Макси. Дождь перестал, видимость улучшилась, но различить на зеленом фоне замаскированный блиндаж было трудно.

— По дыму засекли мы их, — объяснял Степан, показывая рукой в сторону левой кромки болота. — Как наступило утро, в низине образовался дымок. Видать, где-то труба у них выведена в сторону.

Сергей долго приглядывался к месту, указанному Степаном, различал рыжеватый бугор, но он не походил на крышу какого-то укрытия. Сомнения не давали покоя, а Степан доказывал:

— Да вы вглядитесь хорошенько. Трава-то на нем чахлая, буреет, а у самой воды лежит.

Курилов согласился со Степаном и, притащив из землянки планшет с картой, нанес на нее подозрительный бугор.

— Вот что, Степан, не сводите глаз с этого холма. Если заметите там людей, дайте знать в разведвзвод. Понял?

— Так точно.

— Да смотрите завтра шуму не наделайте. Впереди вас мы устроим НП. Вон у того куста, метров триста отсюда.

Довольный тем, что зашел к этим смышленым уральцам, Курилов надел свою «протряхшую» одежду, дал наказ Кузьме относительно наблюдения за немцами и направился в свой взвод в приподнятом настроении.

Вечерело. На закате сквозь толщу клубящихся туч, похожих на дым гигантских заводских труб, пробивался багрянец низко висевшего солнца, и, казалось, меж облаками просачивались языки пламени разгорающегося костра.

В землянку к разведчикам он пришел уже в сумерках. Первым заметил лейтенанта Хабибуллин.

— Ну что, пойдем завтра за «языком»? А мы тут заждались вас, всякое передумали. Да вы, товарищ лейтенант, должно быть, проголодались. Покушайте вот, — суетился Манан.

Курилов как был в мокрой шинели, так и прошел к раскрасневшейся «буржуйке», неведомо как попавшей сюда, огляделся и только после того, как снял пилотку, разделся. Манан сбегал за водой и поставил в котелке кипятить чай, а Курилов принялся уминать остывшую гречневую кашу. В сторонке у стены сидел Семен Мамочкин и тихо разговаривал о чем-то с молодым солдатом.

Лейтенант понимал, что солдаты готовятся к поиску. Заметив развешанные мокрые портянки, плащ-палатки, он догадался, что никто из них не сидел в землянке и не ждал, пока придет командир и скажет, что надо делать.

Солдаты сдерживали свое любопытство, чтобы дать командиру поужинать, но Сергей чувствовал все это и торопился с едой. Старшина Шибких поднялся из угла и присел на нары, поближе к огоньку. Его со всех сторон облепили солдаты.

Глотнув поданный Мананом чай, Курилов спросил:

— Ну что, познакомились с болотом?

— А вы вон у Тахванова спросите. Он ведь тутошний, все знает, — прогудел басок Мамочкина, и все расхохотались.

— Товарищ сержант, — с мольбой в голосе протянул Евгений. — Ну хватит. Вот увидите, завтра я подкрадусь к вам, будьте уверены. Голову даю на отрез.

— Милый Женя, — ввязался Манан, — зачем резать голову. Лучше язык — враг он тебе, ей-богу, враг. Мал-мал чик-чик надо, — он высунул язык и показал руками, как надо его отрезать, а солдаты наперебой стали рассказывать о Женькином провале.

Старшина вывел взвод к болоту, что находится в тылу полка, и сказал:

— Будем учиться ходить по нему.

— Детки, беритесь за ползунки, — пошутил Тахванов и вызвался пройти без единого всплеска воды.

— Тахванов, вперед! — распорядился тут же старшина, и Женьке ничего не оставалось, как показать свою лихость. Спустился он в болото, сделал пару шагов и ухнулся в яму.

— Это днем-то не смог пройти, а что будет ночью? — спросил Курилов, обращаясь ко всем.

— Ничего, товарищ лейтенант, — раздался голос Мамочкина, — пройдем, кое-что для таких, как Тахванов, мы смастерим.

— Что же, интересно, вы смастерите? Ковер-самолет?

Семен грузно поднялся, размял онемевшую ногу и проковылял к нарам, извлек из-под них крышку от большого ящика для оружия.

— Это спасательный круг, а это, — он выволок на середину землянки шест, — последней модели весло. Поплывем к немцу каждый на своем корабле. Без этих снастей туда нечего соваться. Я уже проверил все. Такие омуты выбухало снарядами, что всем взводом можно булькнуть на тот свет.

— А кто вам позволил ползать по нейтралке? — стараясь быть строгим, потребовал объяснения Курилов, хотя в душе был доволен инициативой Мамочкина.

— Кто? — Семен повел глазами на старшину, но увидел, что тот машет рукой, свел все к шутке:

— Немец. Присмирел он. Неужто терять такое время. А нейтралки тут я не видел, земля-то наша кругом, советская.

Курилов улыбнулся находчивому сержанту и задал еще один вопрос:

— Значит, немец присмирел, давай наобум лезть куда попало?

— Как это куда попало? Цель ясна, с башкой только добираться до нее надо. Дождь и туман — самая пора. Не в гости собираемся, костюмы на нас не бостоновые. Я так думаю, товарищ лейтенант. Если что не то сгородил, так уж не взыщите.

— Да нет, что вы, Семен. Все так.

— Только «языка» мы должны притащить как можно быстрее, — Курилов сделал паузу, чтобы посмотреть, как на это реагируют солдаты, и добавил: — «Батя» ждет.

— Раздобудем, чего там, — отозвался Тахванов. — Животы пропорем на проволоке, а раздобудем.

— Ну да, — возразил лейтенант, вспомнив нахлобучку командира полка. — Кто животы будет пороть, а кому шкуру за вас «батя» снимет. В общем, запомните: продумать каждый шаг и каждому. А кто кровью собрался жертвовать, может идти в медсанбат и отдать ее раненым товарищам.

— Точно, товарищ лейтенант, — успел и тут вмешаться Хабибуллин. — С Тахванова и начнем.

— Э-э, Манан, божий ты наставник, — одернул его Савельев, до сих пор молча точивший нож, — а кто днем грозился заткнуть своим телом немецкую пушку? Кто, а?

— Я, этим телом? — с удивлением переспросил Манан, показывая свою казенную часть. — Нет, вай-вай, бр-р.

Все дружно засмеялись над Мананом и начали сыпать шутками. Курилов не стал вмешиваться с серьезным разговором о завтрашних делах и, улучив минуту, когда вниманием всех овладел Хабибуллин, вышел из землянки, чтобы послушать не выходящее теперь из головы чертово болото.

Темень ночи была настолько густа, что, казалось, перед тобой вовсе нет пространства, все оно забито плотной сырой сажей. Светящимися точками, подобными светлячкам, проглядывали в этой черноте осветительные ракеты.

Сергей попытался определить, откуда их запускают. Он простоял минут двадцать, прижавшись к холодной стенке траншеи, и не засек ни одной ракеты над болотом. Значит, оно не охраняется и ночью, значит, решение может быть только одно: идти через болото. Довольный окончательным выводом, Сергей прошелся по траншее, проверил часовых и наказал:

— Смотрите в оба, такая ночь для разведчиков — родная матушка. Немец тоже голову имеет.

Первое, о чем подумал Сергей, когда разбудил его перевернувшийся на другой бок солдат, — проспал. Затемно он хотел выйти на нейтралку и устроиться там подобно охотнику в скраде, чтобы на зорьке понаблюдать за немецким блиндажом. Вскочив, Сергей встряхнулся, за ним стали подниматься солдаты. Первым сорвался со свой деревянной «перины» Женька Тахванов. Смешно прыгая на одной ноге и разминая вторую, затекшую, он ругнулся:

— Вот проклятая немчура, молчит, не будит сегодня.