Когда возвратились священнослужители, Токихару обратился к своей супруге и произнёс:

— Оба наши ребёнка — мальчики, поэтому, хоть они и малы, враги не сохранят им жизнь. Отправь их в путешествие по потустороннему миру. Ты — женщина, поэтому, хоть и знают враги, что ты моя супруга, но до того, чтобы лишить тебя жизни, дело не дойдёт. Если будешь продолжать жить в этом мире, то с кем бы ни сблизилась, найди успокоение своим горьким думам. Когда от меня и следа не останется, будь спокойной. Надо мной будет тень от травы и мох, — а твои думы пусть будут радостными, — так повторял он сквозь слёзы, а его супруга в безмерном горе заливала слезами пол:

— Мандаринские утки, живущие на воде, ласточки, что гнездятся на балках, не забывают своей клятвы верности. И тем более, — мы, счастливо прожившие вместе больше десяти лет, воспитали двоих детей и молились за них на тысячу лет вперёд, — и всё без толку. Теперь ты желаешь, чтобы твоя плоть покоилась под осенней росой, а малыши наши растаяли скорее утренней росы, я же осталась бы в непереносимой тоске и продолжала так жить дальше?! Этого никак нельзя вынести, и жить такой жизнью невозможно, Я не забуду своего обещания оставить эту бренную жизнь вместе со своим возлюбленным, быть погребённым подо мхом в одной с тобой могильной яме! — и с этими словами она повалилась на покрытый слезами пол.

Тем временем, когда Аикава узнал, что все слуги убиты оборонительными стрелами, а монахи-воины перешли через переправу Хако и повернули к горам, что позади, он велел поместить мальчиков, которым исполнилось пять и шесть лет, в походный китайский сундук. Спереди и сзади его велели нести на руках двум кормилицам, после чего погрузить сундук в пучины реки Камакурагава и провожать глазами как можно более далеко. Их мать тоже хотела погрузиться в ту же пучину, уцепилась за шнур на китайском сундуке и пошла за ним со скорбью в сердце.

Вынесли китайский сундук на берег, открыли его крышку, и два мальчика подняли головы:

— О, матушка! Куда это вы изволите направляться? Когда вы шаг за шагом изволите идти, вам это так больно! Подойдите же сюда, — наивно шутили они, отчего матушка их, вытирая слёзы, увещевала детей:

— Эта река называется Прудом Добродетелей Восьми Достижений в Чистой земле Крайней радости, это место, где малыши играючи возрождаются к новой жизни. Сделайте так, как я — громко возгласите Нэмбуцу[868] и погрузитесь в воды этой реки!

Тогда оба мальчика, как и матушка их, сложили руки ладонями вместе, оба один за другим обнялись со своей кормилицей и полетели до самого дна зелёных глубин, матушка же их, презрев свою жизнь, погрузилась в ту же пучину. После этого Токихару тоже покончил с собой и вместе с ними превратился в пепел.

Говорят, что человек забывает свои прошлые жизни, когда возрождается к новой; один помысел определяет пятьсот рождений, а цепь помыслов приводит к бесконечным воздаяниям, поэтому до самого дна наири в восемьдесят тысяч[869] существа бывают охвачены одной обжигающей думой. Даже представления о ней возбуждают чувства.

Когда три человека — протектор Эттю, губернатор провинции Тотоми Нагоя Токиари, его младший брат, помощник главы Ремонтного ведомства Аритомо, и племянник, помощник главы Арсенального ведомства Садамоти, — услышали, что сторонники государя из Эттю по дороге Хокурокудо[870] должны проследовать в столицу, с намерением остановить их в дороге, они встали лагерем в местности под названием Футацудзука, Два Кургана, в Эттю и объединили силы ближних провинций. При этих условиях распространялись разные слухи — о том, что Рокухара уже принуждены к сдаче, в Канто начались сражения, а войска уже движутся на Камакура. Поэтому в том же порядке, как их созывали, — бывшие сейчас здесь всадники из Ното и Эттю отступили и решили возвратиться к бухте Ходзедзу и напасть на лагерь протектора.

Увидев это, их вассалы, соблюдавшие долг и хранившие верность, решив сменить свой прежний облик и переменить свою жизнь, через некоторое время бежали, да ещё и присоединились к вражескому войску. Приходили утра, уходили вечера, и даже друзья, чьи чувства были глубокими, крепко переплетённые и связанные между собою, вдруг поменяли привязанности и, напротив того, стали искать опасности. Теперь осталось верными долгу всего семьдесят девять человек — это три вида родственников[871] и вассалы, которым поколение за поколением оказывали серьёзные благодеяния.

Когда заговорили, что в час Лошади в семнадцатый день пятой луны враги уже надвигаются силами более, чем в десять тысяч всадников, прежде чем они приблизились, со словами:

— Даже если мы будем сражаться с ними такими малыми силами, что мы сможем сделать?! А сражаться кое-как — это беспомощными попасть в руки врага. Позор же быть повязанным пленником означает на будущие времена быть предметом насмешек, — женщин и детей три сторонника воинских домов велели посадить на корабли и погрузить в море. А сами отправились в замок, чтобы покончить с собой.

Что касается супруги губернатора Тотоми, она была связана супружескими узами давно — в этом году их совместной жизни исполнился двадцать один год. В любви супруги воспитывали двух сыновей — старшему девять, младшему семь лет. Супруга Аритомо, помощника главы Ремонтного ведомства, была замужем больше трёх лет и сейчас уже несколько месяцев была беременна. Супруга Садамоти, помощника главы Арсенального ведомства, была высокочтимой особой, которую всего четыре или пять дней назад встречали из столицы.

В прежние времена её облик с румяным лицом и подведёнными бровями, не имевшими равных себе в целом мире, даже при беглом взгляде на него трогал за душу словно бамбуковая штора в драгоценностях. В любовном томлении он жил больше трёх лет и всеми возможными способами старался похитить её, пока, наконец, они соединились.

Всего лишь вчера и сегодня они могли переговариваться, а после того, как не смогли друг с другом встречаться, наступила печаль, и жизнь стала достойна сожалений. Луны и дни, проведённые в любовной тоске, кажутся длиннее, чем то время, за которое небожитель перетирает крылом свой камень[872], а встреча возлюбленных бывает короче, нежели сон в летнюю ночь. Для тех, которые скреплены между собой клятвой, внезапная встреча с такой печалью — это одно только горе. Роса на кончиках листьев, капли на корнях деревьев — всё высыхает своим чередом, что раньше, что позже. Плыть ли на волнах или погрузиться в дым и томиться там означает горе из-за разлуки. Как здесь быть? Для обеих сторон это сожаления из-за расставаний, которые заставляют плакать, упавши ниц.

Тем временем, противник, по-видимому, быстро приближался — слышались разговоры о том, что видна пыль, которую на востоке и на западе поднимают копыта коней, поэтому все женщины и дети, плача и плача, садились на корабли и выходили далеко в море. Печальный попутный ветер не утихал ни на минуту и угнал корабли путников по волнам далеко. Чувств не ведающее морское течение назад не возвращается. Оно увлекало оснащённые вёслами корабли прочь от бухты.

Та древняя принцесса Мацура Саехимэ[873] махала платком на Яшмовом острове, призывая к себе уходящий в открытое море корабль — здесь можно познать и теперешнюю печаль.

Кормчий велел погрузить вёсла в воду и притормозить корабль среди волн. Тогда одна женщина обхватила двоих детей с обеих сторон, а две женщины взялись за руки и все вместе бросились в море. Некоторое время носились по волнам алые кимоно и тёмно-красные хакама, в водах рек Ёсино и Тацута они казались рассыпанными опавшими цветами и алыми листьями, но в набегавших волнах они пропадали и было видно, как по очереди тонули. После этого оставшиеся в замке семьдесят девять человек высокого и низкого положения в одно и то же время взрезали себе животы и сгорели в полыхавшем огне сражения.