До падения замка Ёсино Доун был самым преданным властям воином, и тем не менее, он раскаивался в том, что позволил принцу из Великой пагоды бежать. Быстро достигнув горы Коя, Доун встал лагерем у главной её пагоды и стал допытываться, где находится принц. Вся монастырская братия, объединив свои сердца, принца прятала, и преследователи, промучившись несколько дней, направились к замку Тихая.

У войск, осаждавших замок Тихая передовой отряд насчитывал восемьсот тысяч всадников, а вместе с войсками из Акасака и войсками из Ёсино более миллиона всадников, поэтому они окружали замок с четырёх сторон, как площадку для зрелищ на два-три ри, плотно заполняя собою на всём пространстве каждую щёлочку. Боевые знамёна, развевающиеся и колышущиеся на ветру, стояли теснее, чем кончики метёлок у степных трав. Мечи и копья блестели и сверкали на солнце, как утренние росы, увлажнившие сухие травы.

Когда большое войско приближалось, казалось, что сдвигались с места горы, что от звуков боевых кличей ось земли вдруг переломилась. Но Кусуноки не боялся этих войск, хотя сил у него было мало, меньше тысячи человек. Он не зависел ни от кого и ничего не ожидал. Его сердце обладало беспримерной храбростью.

С востока и с запада этот замок очерчивали глубокие долины, преодолеть которые человеку, казалось, было невозможно. На юге и на севере тянулись Алмазные горы, вздымаясь обрывистыми пиками[557].

Но поскольку это был маленький замок высотою всего в два тё и в окружности меньше одного ри, нападающие уже пренебрежительно прикидывали, как его лучше взять, и первые день-два не оборудовали перед ним позиции и о подготовке к штурму не заботились, а поднимали щиты и устремлялись к воротам замка, при этом каждый стремился быть раньше других.

Защитники замка вели себя спокойно, никакого шума не производили, а сбрасывали и сбрасывали на них с высоких башен большие камни, в щепки разбивая щиты нападающих. Те приходили в замешательство, и их одного за другим поражали стрелами.

Тем временем, число людей, которые спускались с окружающих склонов и, скапливаясь внизу, получали ранения или погибали, за один день достигало пяти-шести тысяч человек. Когда Нагасаки Сиро Дзаэмон-но дзё, командовавший войсками нападения, запросил данные о раненых и убитых, двенадцать писцов ночью и днём трое суток записывали их имена, не откладывая кисти в сторону. После этого был отдан приказ: «Отныне и впредь, если обнаружится, что кто-то ввязался в битву без разрешения полководца, он должен быть, напротив того, наказан!». Тогда войска на некоторое время прекратили сражения и стали прежде всего оборудовать себе позиции.

И здесь Канадзава Маносукэ, военачальник, прибывший из Акасака, обратившись к Дайбуцу из провинции Осю, молвил:

— В минувшие дни взятие замка Акасака было произведено отнюдь не знаменитыми воинами. Предположив, что обороняющиеся в замке соорудили водяной жёлоб, мы перерезали пути поступления воды к ним, из-за чего противник немедленно потерпел поражение. Глядя под таким углом зрения на этот замок, я не думаю, что здесь может быть водяной жёлоб, проложенный от ближних горных вершин. Но вода не может сюда подниматься и с других гор. Поэтому мне кажется, что в замке она имеется в изобилии. И я думаю, не лучше ли ночью прокопать водовод, чтобы вода потекла к подножию Восточных гор? Пожалуйста, подробно объясните это одному-двум сообразительным людям и скажите, чтобы они велели отвести воду.

Так он сказал, и два военачальника согласились с ним:

— Кажется, это вполне может иметь смысл.

Нагоя[558], губернатора провинции Этидзэн, сделали командующим. Он разделил своё войско в три с лишним тысячи всадников на части и расположил их лагерем вдоль долин с водой, а на дорогах, по которым в них могут спускаться люди из замка, их ждали наваленные ветви с колючками.

Кусуноки от природы был человеком выдающейся доблести и ума, поэтому, когда он начал сооружать этот замок, то предусмотрел, чтобы вода была под рукой, и в пяти потайных местах обнаружил родники, где проходившие по горам отшельники скрытно черпали воду, — за одну ночь там набиралось пять коку[559]. Сколько бы ни убывала эта вода при засухе, такого, чтобы штатное для замка количество людей испытывало жажду, не должно было быть, но Кусуноки, подумав, что если, одной этой воды будет недоставать, ибо в разгар битвы нужно будет гасить зажигательные стрелы, а также на тот случай, если станет часто пересыхать в горле, велел изготовить две или три сотни колод из больших деревьев, и их заполнили водой. А ещё под карнизами служебных зданий в нескольких сотнях мест были оборудованы водосточные трубы, и когда шёл дождь, немало воды стекалось в особые ёмкости. Дно этих ёмкостей вымазали глиной, чтобы вода не портилась. Всей воды, — считал Кусуноки, — должно хватить, даже если дождей не будет дней пятьдесят-шестьдесят. Но как это может быть, чтобы столько времени не шли дожди?! — немалой была глубина мудрости в таком умозаключении.

Поэтому из замка понапрасну за водой не выходили, а воины, которые водоёмы стерегли, каждую ночь напряжённо ожидали: «Вот сейчас, вот сейчас!» Но так было, только вначале, а потом охрана постепенно теряла бдительность и стала думать: «Эту воду они брать не будут». Её озабоченность постепенно перешла в небрежность.

Предвидя это, Кусуноки собрал своих сильнейших лучников. Двести или триста человек вышли из замка под прикрытием ночи и, появившись из предрассветного тумана, зарубили больше двадцати человек из охраны водоёма, а Нагоя, губернатор провинции Этидзэн, не в силах противостоять этой яростной рубке, откатился на свои основные позиции. Несколько десятков тысяч нападающих, увидев это, устремились, чтобы вступить в сражение, но они были отделены долиной и подножием горы, поэтому воинов, которым было бы легко прискакать и присоединиться к его войску, не было.

Пока то да другое, отряд Кусуноки спокойно вернулся в замок, захватив с собой брошенные врагом знамёна и занавеси для ограждения позиций. На следующий день на фронтоне замка укрепили знамёна с гербом в виде трёх китайских зонтиков крест-накрест и занавеси с таким же гербом.

В замке говорили:

— Это всё знамёна, пожалованные нам его милостью Нагоя. Когда на них укреплён его герб, посторонние ими не пользуются. Люди его, пожалуйте сюда, возьмите их, будьте любезны! — и смеялись в один голос.

Видя такое дело, воины со всей Поднебесной передавали из уст в уста: «Ах, какой это позор для его милости Нагоя!»

Как только это заслышали члены клана Нагоя, они не смогли оставаться спокойными, а заявили:

— О, наши воины! Все до одного погибнем в бою и подушками для себя сделаем ворота замка!

В результате пять с лишним тысяч их воинов, не обращая внимания на летящие в них камни и стрелы, подъезжали всё ближе и ближе, ломали оборонительные ветки с колючками и продвигались вперёд до самого подножья отвесного утёса. Но утёс был высокий, поэтому, как всадники ни пытались, они так и не смогли на него подняться.

Они только попусту злобно косились на замок, выплёскивая на него свою ярость. В это время в замке срезали и сбросили с вершины отвесной скалы десяток больших деревьев, так что человек четыреста-пятьсот нападавших были перебиты и попадали, словно шахматные фигуры. Тех, кто в замешательстве поднимал шум, пытаясь от этих деревьев освободиться, с башен со всех сторон, как хотели, обстреливали, так что пять с лишним тысяч воинов были перебиты почти без остатка, и на этом битва в тот день закончилась. Поистине, намерения нападавших были доблестными, однако добиться своего они так и не смогли, и значительная их часть была перебита, так что люди между собой не переставали говорить: «Увы, но к стыду добавились потери!». Глядя на необычные способы защитников замка сражаться, и нападающие тоже стали думать, что пренебрегать ими нельзя. С тех пор впервые не стало людей, которые захотели бы отважно атаковать замок.