— Скорее, кончайте с собой! Такасигэ сделает это первым и этим покажет всем пример!

Сказав это, он снял и отбросил вон оставшиеся на нём доспехи, взял в руки чарку, протянул её своему младшему брату Синъэмону, потом трижды поклонился, поставил её перед Вступившим на Путь Сэтцу-но гёбу-но-таю Додзюном и со словами: «Говорю со всей душой. Прими это с закуской», — вонзил себе в левый бок кинжал, сделал длинный разрез до правой стороны живота, рукой извлёк изнутри кишки и повалился перед Додзюном.

Додзюн, взяв чарку, пошутил:

— Закуска прекрасная! Какой бы непьющий человек ни был, нет такого, кто бы не выпил под неё.

Отпив из этой чарки половину, он поставил её перед Вступившим на Путь Сува, так же разрезал себе живот и умер. Вступивший на Путь Сува Дзикисё взял эту чарку, трижды спокойно поклонился, поставил её перед господином Вступившим на Путь Сагами и промолвил:

— Молодым людям достаточно показали искусство делать харакири, и в своём поведении мы можем состязаться с пожилыми людьми. Отныне и впредь все должны испробовать прощальную чарку.

Потом он крест-накрест разрезал себе живот, извлёк кинжал и положил его перед господином Вступившим на Путь. Вступивший на Путь Нагасаки Энки был озабочен тем, как обстоят дела у Вступившего на Путь Сагами, и живот себе не разрезал. Однако Нагасаки Синъуэмону в этом году исполнилось пятнадцать лет, и он смиренно склонился перед своим отцом:

— Средством прославить имя дедов и отцов является проявление сыновней почтительности их потомками, значит будды, боги и три сокровища[830] решат позволить мне это.

Оставшийся в живых его отец Энки вынул два кинжала, прикреплённые возле его локтевых суставов, и этими кинжалами разрезал себе живот. Сын последовал за отцом и лёг на него сверху. Когда свой долг выполнил подросток, Вступивший на Путь из Сагами тоже разрезал себе живот, а вслед за ним разрезал себе живот Вступивший на Путь Дзё. Среди слуг, которые сидели в ряд наверху пагоды, и людей из других семейств были такие, которые, увидев это, обнажили свою кожу, подобную снегу, и были такие, которые сами перерезали себе горло, и тела их в эти последние мгновения казались особенно прекрасными.

Среди прочих людей Вступивший на Путь Канадзава-таю Сокэн, прежний протектор провинции Оми Сасукэ Мунэнао, губернатор провинции Цуруга Аманау Мунэаки, его сын, инспектор из Цуруга Сакон-таю Токиаки, старший помощник главы Ведомства центральных дел Комати Томодзанэ, губернатор провинции Цуруга Токива Норисада, прежний протектор провинции Тоса Нагоя Токимото, Вступивший на Путь старший помощник главы Ведомства наказаний из Сэтцу, прежний протектор провинции Этидзэн Игу Мунэари, прежний протектор провинции Kara Дзё-но Мороаки, помощник начальника замка Акита Моротоки, протектор провинции Этидзэн Дзё-но Аритоки, старший Правый конюший Намбу Сигэтоки, помощник Правого конюшего из Муцу Иэтоки, помощник Правого конюшего Сагами Такамото, инспектор из Мусаси Сакон-но-таю Токина, инспектор из Муцу Сакон Токифуса, старший помощник начальника Административного управления Сакурада Садакуни, губернатор провинции Тотоми Эма Кинъацу, Асо-но Дзэнсэй Сёхицу Харутоки, Кацута-сикибу-таю Ацутоки, помощник начальника военных хранилищ Тотоми Акикацу, инспектор из Бидзэн Сакон-но-таю Macao, губернатор провинции Тотоми Саканоуэ Садатомо, старший помощник начальника Церемониального управления Муцу-но Такатомо, Дзё-но-сукэ Такакадзу, Дзё-но-сикибу-таю Акитака, губернатор провинции Мино Дзё-но Такасигэ, Вступивший на Путь помощник начальника замка Акита Эммё, Вступивший на Путь Акаси Нагакадо-но-сукэ Энъа, Вступивший на Путь Нагасаки Сабуро Саэмон Сигэн, Суда Дзиро Саэмон, старший помощник начальника Придворного ведомства Сэтцу-но Такатика, инспектор из Сэтцу Сакон-но-таю Тикасада, тридцать четыре человека из семьи Нагоя, Сиода, Акахаси, Токива, сорок шесть человек Сасукэ, а всего двести восемьдесят три человека из одного рода, наперегонки разрезали себе животы, поджигали свои жилища. Вверх поднялось бушующее пламя, небо заволокло чёрным дымом.

Некоторые воины, выстроившиеся в ряд, во дворе и перед воротами, видя это, разрезали себе животы и прыгали в пламя, некоторые падали, без разбору валились друг на друга отец и сын, старший и младший братья. Кровь текла, широко разливаясь по земле. Она разливалась словно большая река, и трупы лежали поперёк дорог грудами, как в степи. Хотя сгоревшие трупы было не различить, но когда потом стали выяснять имена, оказалось, что всего их умерло в одном месте больше восьмисот семидесяти человек.

Кроме этого, среди родственников, людей, которым оказывали милости, были разные люди — священнослужители и миряне, мужчины и женщины. Как выяснилось после опросов, количество тех, кто в потустороннем мире отблагодарил за милости, кто был в объятиях смерти, в дальних провинциях неизвестно, а в Камакура в общей сложности больше шести тысяч человек. Ах, что это был за день!

В двадцать второй день пятой луны третьего года правления под девизом Гэнко[831] процветание Хэйкэ, длившееся девять поколений, сгинуло в одночасье, а бывшее под спудом много лет благоволение судьбы к роду Гэн смогло раскрыться в одно утро.

Ёсисада уже усмирил Камакура, и его власть проявилась вдали и вблизи, поэтому в восточных провинциях не было среди дайме и домов влиятельных никого, кто бы связал себе руки и не преклонил перед ним колени. Среди них были даже такие, кто по много дней выказывал ему покорность и изъявлял преданность. Тем более, те, кто до сего дня пользовался милостями рода Хэй и принадлежал к враждебному лагерю. Чтобы продлить свою недостойную жизнь, они признали себя побеждёнными, доискиваясь тех, кто имеет связи, стремились окунуться в пыль от копыт тучных коней победителей, подметали землю за высокими воротами сановных, в глубине души желая искупить свою вину. Теперь они забирали из храмов родственников Хэй, которые стали священниками и законоучителями, и поливали кровью их монашеские облачения. Они выискивали повсюду и принуждали лишаться сердец чистых женщин, вдов умерших, которые не давали людям клятву второй раз, сбрили волосы на голове, изменили свой облик и стали монахинями.

— Как это просто! То, что люди, которые стремились только к тому, чтобы выполнить долг, мгновенно умерли и надолго стали подданными демона Ашура, на длительное время подверглись страданиям. Как это прискорбно! То, что люди, которые, терпя стыд, ведут жизнь низменную, быстро оказываются в трудном положении, над ними смеются множество людей.

Главные среди них Годаи-но Уэмон-но-дзё Мунэсигэ, который служил покойному господину Вступившему на Путь из Сагами, а также Сагами Таро Кунитоки, сын Вступившего на Путь из Сагами, рождённый младшей сестрой этого Годаи-но Уэмона, то есть его племянник. И он главный. Что бы ни случилось, он не двоедушен и заслуживает глубокого доверия.

— Этого Кунитоки доверяю твоему попечению. Любым способом прячь этого ребёнка, а когда увидишь, что наступил подходящий момент, помоги рассеять ненависть ко мне, — промолвил Вступивший на Путь из Сагами.

Мунэсигэ согласился с ним: «Ну, это легко!». В камакурском сражении он потерпел поражение. Дня через два-три весь род Хэй до единого человека погиб, поэтому все киотские войска стали следовать приказам рода Гэн; членов рода Хэй, укрывавшихся здесь и там, во множестве извлекали из укрытий, схваченных помещали в их владения, многих из прятавшихся казнили сразу же.

Увидев это, Годаи-но Уэмон решил, что лучше он сообщит воинам рода Гэн об известных ему местах, где находятся эти люди, чем лишится своей ускользающей жизни. Выявив, где находятся те, кто лишён двоедушия, хорошо бы удостоиться хоть одного владения, — так подумал он и однажды обратился к Сагами Таро: