Нагасаки Дзиро Такасигэ сбросил с себя доспехи, облачился в полосатое лёгкое кимоно с отпечатанными на нём луной и солнцем, поверх накидки хакама с широкими рукавами надел прошитой красной нитью набрюшник без бахромы и сел верхом на знаменитого, лучшего в Канто, скакуна по кличке Токэй, в седло, украшенное рисунками, и с кисточками на попоне. Решив, что это он делает в последний раз, Такасигэ прежде всего направился к Нандзан-осё, старейшине Содзюдзи, храма Почитания долголетия, и когда попросил старейшину войти к нему, тот вышел навстречу Такасигэ, исполненный величия.

Со всех сторон бушевали сражения. Такасигэ, как был в боевом набрюшнике, вышел во двор и спросил, поприветствовав всех налево и направо:

— Какого воина называют отважным? За что?

Осё сказал в ответ;

— Такого, который продвигается только вперёд, отчаянно размахивая мечом.

Такасигэ услышал это высказывание, спросил ещё кое о чём, приблизился к коню, отъехал от ворот в сопровождении окружавших его со всех сторон ста пятидесяти всадников, отшвырнул в сторону эмблему на шлеме и спокойно направил своего коня во вражеский лагерь. Его целью было просто встретиться с Ёсисада, сразиться с ним и выявить победителя.

Это место выглядело точно так же, как то самое, где судьба рода Гэн, по-видимому, укреплялась. Замечавший это Юра Синдзаэмон, который поджидал прямо перед Ёсисада, громким голосом провозгласил:

— Похоже, что войско, которое сейчас приближается сюда, даже не поднимая знамён, принадлежит Нагасаки Дзиро. Это такой отважный воин, что, вероятно, прибыл сюда с продуманным планом. Не оставляйте в живых никого, не дайте убежать!

После этого три с лишним тысячи всадников из семи отрядов провинции Мусаси, которые удерживали переднюю линию лагеря с востока и запада, зашли в тыл противнику, оттеснили его к центру и наперебой открыли стрельбу. Такасигэ решил отойти от первоначального плана и мгновенно созвал в одно место своих сто пятьдесят всадников. Все вместе они издали боевой клич и врезались в войско из трёхсот с лишним всадников, смешали его, там появлялись, здесь исчезали и рубились, высекая искры. Они вдруг меняли свой облик, то собираясь вместе, то рассыпаясь, то перемешиваясь, то объединяясь. Кажется, вот они впереди, а они уже сзади, Думаешь, что это свой, а на самом деле это противник. Разделившись на десять сторон[822], нападавшие сделались всё равно, что десять тысяч солдат, поэтому воины Ёсисада не могли определить, где находятся воины Такасигэ, и многие стреляли в своих.

Увидев это, Нагахама Рокуро скомандовал:

— Это ненормально, стрелять в своих! Мы видим, что никто из противников не носит эмблемы на шлемах. Если они смешиваются с нами, находите их по этому признаку, бейтесь с ними и стреляйте!

Тогда воины из провинций Кии, Синано, Мусаси и Сагами встали в ряд, вступали в яростную схватку и падали. Одни забирали головы противников, у других забирали головы противники. Сор и пыль коснулись неба, пот и кровь пропитали землю. Казалось, это зрелище не уступало тем случаям, когда Сян-ван подчинил себе трёх ханьских полководцев, а Ло Ян вернул на место солнце и продолжал сражаться[823].

Тем не менее, Нагасаки Дзиро убит пока не был. Он сражался вместе с вассалами, которых осталось только восемь всадников, всё ещё желая сразиться с Ёсисада и оттесняя приближающихся противников. Пока они продвигались, то заметили, что в другом направлении кружили братья Ёсисада, а к ним направил своего коня и приближался к ним с желанием сразиться Ёкояма-но Таро Сигэдзанэ, житель провинции Мусаси.

Нагасаки был противником достойным и скакал, намереваясь сразиться но когда взглянул, — перед ним Ёкояма-но Таро Сигэдзанэ. Решив, что это недостойный его противник, Нагасаки ухватил его левой рукой и разрубил ему шлем от макушки до висячих пластин, так что Сигэдзанэ развалился надвое и умер. Получив удар мечом, его конь осел назад, ноги его подломились, и он рухнул на землю.

Житель той же провинции Сё-но Сабуро Тамэхиса, увидев это, понял, что противник здесь достойный, и решил напасть на него следующим. Раскинув руки, он поскакал галопом. Увидев всадника издалека, Нагасаки расхохотался:

— Если на меня должны нападать люди из этого отряда, отчего мне не должен был нравиться Ёкояма? Сейчас я покажу способ, которым убивают недостойного меня противника!

Потом схватил Тамэхиса за выступы в доспехах, поднял его в воздух и с лёгкостью отшвырнул на расстояние в пять длин лука[824]. Мелкими камешками, которые от этого человека угодили в двух воинов, те были сбиты с коней, истекли кровью и испустили дух.

Такасигэ думал, что теперь-то уж противнику стало ясно, каков он, придержал коня и громким голосом возгласил своё имя:

— Я Такатоки, потомок в тринадцатом колене[825] полководца Тайра-но Садамори, потомка в третьем поколении принца Кацурахара[826], пятого сына императора Камму, управляющий прежнего губернатора провинции Сагами, внук от наложницы Вступившего на Путь Нагасаки Энги по имени Дзиро Такасигэ в благодарность воину[827] за милости принимаю смерть в бою. Кто хочет прославиться, выходи!

С этими словами он оторвал рукава от своих доспехов, срезал и уронил на землю опояску с поясницы, вложил меч в ножны, развёл в стороны руки, стал ездить то туда, то сюда, растрепал свои волосы и поскакал.

Когда слуги Такасигэ выехали впереди его коня и сказали: «Что происходит? Вы, господин, изволили выехать один, а противник вторгся в здешние долины большими силами, запускает огонь и поднимает смуту. Быстрее возвращайтесь назад, убедите господина правителя[828] покончить с собой!», — Такасигэ обратился к ним со словами:

— Если человек пытается сбежать, это очень интересно. Значит, он забыл, что обещал нашему господину. Так вернёмся же к себе!

Господин и восемь его слуг повернули от Яманоути назад, противники же решили, что они убегают, и пятьсот с лишним всадников из отряда Кодама закричали: «Вернитесь, презренные!» — стегнули коней и погнались за ними.

— Горластые типы. Как они говорят, что они могут? — спросил Такасигэ, сделав вид, что не расслышал, и продолжал понукать коня.

А поскольку его упорно преследовали, было видно, как господин и восемь его вассалов резко оглянулись назад, потянули коней за удила и развернули их. От Яманоути до въезда в долину Касаи они поворачивали семнадцать раз, отгоняли пятьсот с лишним всадников и снова спокойно гнали своих коней дальше.

Тридцать две стрелы, попавшие в доспехи Тосикагэ, ломались, как соломины, а когда он прибыл в долину Касаи, Вступивший на Путь его батюшка ждал его там и спросил:

— Почему ты задержался до этих пор? Теперь-то уже всё?

Такасигэ почтительно ответил:

— Если бы я смог встретиться со старшим военачальником Ёсисада, то хотел бы в схватке с ним определить победителя. Хотя я вторгался в его лагерь больше двадцати раз, но вплотную приблизиться к нему так и не смог. Даже не встретившись с таким противником, каким он мне представляется, я зарублю человек четыреста-пятьсот из его презренного отряда. Пусть считается, что убийство это грех, но я хотел выгнать этих типов на взморье, притягивать их к себе правой и левой рукой[829] и рубить на куски вдоль и поперёк, однако отчего-то возвращался, не удовлетворив своего желания.

Он произнёс это решительно, а люди, которые приблизились к нему в самом конце, немного успокоились.

Тем временем, Такасигэ развернулся и побежал.