Назавтра, в шестой день шестой луны из Тодзи, Восточного храма, августейший вернулся во дворец на Второй линии. В тот день первым делом состоялось всемилостивейшее специальное назначение Асикага дзибу-но-таю Такаудзи главой Административного управления. Его младшего брата, помощника главы Военного ведомства Тадаеси назначили главой Левых конюшен.

В прошлом средний военачальник Тикуса-но То Такааки-асон, состоя на службе меченосцем, находился впереди государева экипажа с фениксом на нём, теперь же, считая, что настало время быть настороже против неожиданностей, он велел пятистам воинам-меченосцам идти двумя рядами. Такаудзи и Тадаёси вдвоём ехали замыкающими, продвигаясь позади всех чиновников. В качестве охраны пятьсот конных воинов в шлемах и доспехах продвигались позади них. Вслед за ними больше пятисот всадников Уцуномия, больше семисот всадников судьи Сасаки, больше двух тысяч всадников Дои и Токуно, кроме того силы дайме из провинций, подчинённые Масасигэ, Нагатоси, Энсин, Юуки, Наганума и Энъя тянулись одно войско за другим по пятьсот и по триста всадников, каждое под своим знаменем, спокойно продвигались по дороге с государевым экипажем в середине. В общем, дорожные одежды в пути следования процессии изменились по сравнению с прежними поездками императора, а охрана всех чиновников стала очень строгой. Путешествующие аристократы и простолюдины скопились на перекрёстках дорог, слух наполняли голоса восхищения добродетелями государя.

Киото и Камакура благодаря боевым заслугам Такаудзи и Ёсисада были уже успокоены. Теперь, направляя карательные силы на Цукуси, решили, что нужно атаковать наместника в Девяти провинциях Хидэтоки. Старшего советника, вельможного Нидзе Моромото назначили главой Дадзайфу[856] и уже направили туда. В седьмой день шестой луны от Кикути, Сени и Фдомо в столицу в одно и то же время прибыли гонцы, которые доложили, что на Кюсю враги династии истреблены все без остатка.

Потом о ходе этого сражения расспрашивали подробно. В то время, когда его величество ещё изволил пребывать на Фунаноуэ, три человека — Вступивший на Путь Сени, Вступивший на Путь Одомо Тукан и Вступивший на Путь Кикути Дзякуа, настроения которых совпадали, доложили, что они желают быть сторонниками государя, после чего его величество высочайшим повелением распорядился, чтобы они следовали за государевым парчовым знаменем.

Свой план эти три человека таили в сердце и вида о нём не показывали; на самом же деле совсем скрыть его они не смогли и скоро о нём прослышал наместник Хидэтоки. Хидэтоки прежде всего вызвал к себе в Хаката Вступившего на Путь Кикути Дзякуа, чтобы хорошо увидеть, является ли слух о его предательстве правдой. Приняв его посланца, Кикути понял, что как-то узнав о существовании заговора, их вызывают, чтобы напасть на них. Поэтому, прежде, чем его опередят, он первым двинулся на Хаката и решил немедленно определить, кто победитель. Положившись на прежние обещания, он послал известить об этом Сени и Одомо, но Одомо, оттого, что ещё не определилось, чья в Поднебесной будет победа, ясного ответа не дал. Сени также слышал, что в то время в Киотоских сражениях всякий раз побеждали Рокухара, и, наверное, думал загладить свою вину и убил посланца Кикути по имени Яхата Ясиро Мунэясу, а голову его отослал к наместнику.

Вступивший на Путь Кикути очень разгневался: «Моё решение положиться в таком большом деле на первых в Японии нарушителей закона было ошибкой. Хорошо же! Разве нельзя сражаться и без этих людей?» — и в час Зайца[857] в тринадцатый день третьей луны третьего года правления под девизом Гэнко[858] всего со ста пятьюдесятью всадниками ударил по зданию управления наместника. Когда Вступивший на Путь Кикути скакал перед святилищем Кусида, ему, видимо, было указано на плохой исход сражения. Или же его осуждали за то, что он перед святилищем проезжал верхом. Только конь, на котором ехал Кикути, внезапно остановился, не в силах продвинуться дальше ни на шаг. Вступивший на Путь сильно рассердился: «Какие бы это ни были боги, разве могут они осуждать Дзякуа, когда он проезжает по дороге к месту сражения?! А коли такое случилось, я пущу стрелу. Получите её и взгляните!». С этими словами Кикути вынул две стрелы из колчана и выстрелил в дверь святилища.

Когда он выстрелил, онемение в ногах у коня прошло, и всадник произнёс насмешливо:

— Вот так-то! — и поехал дальше.

А после того, как оглянулся на святилище, он удивился: большая змея длиной в два дзё была пронзена стрелами Кикути и сдохла.

Наместник приготовился к его нападению заранее, поэтому, выпустив из ворот замка большое войско, приказал ему сражаться, но в войске Кикути, хоть оно и было мало, все воины сравнивали свои жизни с пылью и мусором, долг лее был для них подобен железу и камню. Они сражались ожесточённо и многих оборонявшихся побили, а остальные отошли и заперлись в замке. В то время, когда воины Кикути, окрылённые победами, преодолели стену, взломали ворота и без задержки вторглись внутрь, а Хидэтоки не мог более защищаться и уже решил покончить с собой, Сени и Фдомо с шестью с лишним тысячами всадников напали на Кикути с тыла.

Вступивший на Путь Кикути, увидев их, вызвал своего сына Такасигэ, губернатора провинции Хиго, и велел ему.

— Сейчас на меня нападают Сени и Одомо. Я погибну на поле боя, но считаю, что выполнял свой долг, и посему не раскаиваюсь. Поэтому я, Дзякуа, погибну, сделав для себя подушкой замок Хидэтоки. Ты же срочно возвращайся домой, укрепи замок, подними воинов и после моей смерти развей то, о чём я сожалел в этой жизни.

Отделив больше пятидесяти молодых всадников, он придал их Такэсигэ, чтобы тот вернулся в провинцию Хиго. Оставшиеся на родине его жена и дети не знали, что этот его отъезд — окончательная с ним разлука, и надеялись, что он вот-вот вернётся. Так думал Дзякуа с тоской, начертал на нарукавном знаке стихотворение, чтобы отослать его на родину:

Губернатор Хиго Такэсигэ трижды повторил:

— Единственный мой родитель сорока с лишним лет выйдет сейчас на битву с большими силами противника с мыслью погибнуть. Я во что бы то ни стало хочу погибнуть с ним вместе.

Однако отец дал ему строгий родительский наказ:

— Ты должен остаться ради Поднебесной!

Делать нечего, Такэсигэ, увидев, что это их окончательная разлука, плача и плача, с тоскою в сердце вернулся в Хиго. После этого Вступивший на Путь Кикути вместе со вторым своим сыном Хиго-но Сабуро в окружении ста с лишним всадников, избежав внимания преследовавшего их войска, напали на дом наместника и в конце концов, не отступив ни на шаг, все до одного погибли в рукопашной схватке с врагами.

Чжуань Чжу и Цзин Цин посвятили свои сердца благодарности за милости, Хоу Шэн и Юй-цзы для выполнения долга не пожалели жизней[859]. Не так ли можно сказать и о них?

Однако тогдашнее поведение Сени и Одомо было бессердечным и людьми в Поднебесной осуждалось. Они делали вид, что не знают ничего и прислушивались к тому, что делается в мире. Стало слышно, что в седьмой день пятой луны оба Рокухара были уже низвергнуты, а войско, атаковавшее замок Тихая, полностью отступило к Южной столице, и это изумило Вступившего на Путь Сени: как это могло произойти, — думал он. В этой обстановке, подумав, как бы это застрелить наместника и тем умалить свою вину, он послал тайных гонцов к губернатору провинции Хиго Кикути и к Вступившему на Путь Одомо, напутствуя их, что они и слыхом не слыхали о горькой участи Кикути.