– Да-да, мы пойдем, – быстро согласилась Жоржетта.

Казалось бы, вот и все – гроза миновала. Но супруги де Руан, кажется, точно прогневали чем-то небеса, потому что как раз в этот момент на их помост бодро и весело запрыгнула Шарлотта д’Эффель собственной персоной. Она с разбегу повисла на руке мужа, звонко чмокнула его в щеку, прощебетав при этом:

– Я ничего не пропустила?

Потом только Шарлотта заметила их с Шарлем. По лицу ее тотчас пробежала тень, но особенно она не взволновалась, что заставило Жоржетту подумать, что та прекрасно осведомлена, что они в Париже. А, быть может, она уже успела увидеться с Шарлем?…

– О, да у нас гости! – воскликнула Шарлотта, возвращая веселье в свой голос. – Мсье Госкар, это вы привели мсье и мадам де Руан сюда? Как же славно!

Барона не могли не насторожить эти слова:

– Чарли, уж не хотите ли вы сказать, что знали, что мсье и мадам де Руан в Париже?

Жоржетта с не меньшим любопытством ждала, что она ответит, а та, и не моргнув глазом, кивнула:

– Разумеется, знала! Да и весь Лувр знал: неужели вы не в курсе, милый Максимильен, что мсье де Руан, мой добрый сосед, нынче герой! Да-да, на прошлой неделе он спас от грабителей самого герцога де Монтевиль. Практически в одиночку разделался с шестью головорезами! Да все в Лувре только об этом и говорят. Скажите, мсье де Руан, где вы научились так великолепно фехтовать? Быть может, дадите пару уроков моему мужу?

На лице барона тут же мелькнула издевательская усмешка. Мелькнула и сразу исчезла, но суровость с лица де Виньи сошла окончательно. Тот, поощряя острый язычок своей Чарли, благодарно погладил ее по руке.

– Я занимаюсь фехтованием по три часа в день, мадам де Виньи, – сухо ответил, между тем, Шарль. – Думаю, вашему мужу это не нужно.

– О, сочувствую, мсье де Руан… – не унималась Шарлотта и состроила страдальческую гримаску, – как же так? У вас молодая жена, а вы все равно по три часа в день занимаетесь фехтованием. Это прискорбно, Макс, вы не находите?

Так! Это уже слишком! Терпеть это и дальше Жоржетта не могла.

– Я смотрю, вы очень изменились, Шарлотта. Должно быть, Париж действует на вас неблаготворно, раз вы даже спасение человека от смерти превращаете в цирк.

– Зато вы совсем не изменились, Жоржетта, – та скользнула взглядом по ее платью. – Чудесный наряд.

Жоржетта насторожилась: кажется, Шарлотта похвалила ее платье? Или это был сарказм? Лучше – на всякий случай – ответить какой-нибудь колкостью.

– Смотрите! – не дал сказать Жоржетте мсье Госкар, указывая на бушующие над их головами огни фейерверка. – Смотрите, как красиво! Я слышал, что на это представление Его Величество потратили двадцать тысяч ливров.

Должно быть, и до мсье Госкара, наконец, дошло, что сводить вместе семьи де Руан и де Виньи – не лучшая затея. Потому он и решил отвлечь всех.

– Двадцать тысяч ливров выбросить в воздух… – хмыкнул еле слышно барон де Виньи. – Его Величеству, разумеется, видней, но лучше бы эти деньги пустили на помощь бедным.

– Вы же знаете, Ваша Милость, – заметил Госкар, – раздай Его Величество хоть всю свою казну – меньше бедных от этого не станет, а вот разного рода увеселения с бесплатной выпивкой и зрелищами народ всегда приветствовал.

Жоржетта отметила, что его суждения весьма разумны, и продолжила смотреть в небо над Сеной: там, на ее берегу, разыгрывалось целое представление. Пиротехнические установки изрыгали залпы пламени, искры которого уносились в ночное небо и осыпались золотым дождем. В центре этой феерии возвышался огромный медный круг, вращающийся наподобие колеса. Из граней его пучками вылетали искры, символизирующие, по-видимому, лучи – должно быть, это была аллегория с королем-Солнце, как любил называть себя Людовик.

Мадам де Руан не могла не признать, что зрелище завораживало.

– Как красиво… – вздохнула совсем рядом Шарлотта.

Жоржетта скосила глаза на ее лицо: та во все глаза смотрела на представление, а на ресницах ее застыли капельки слез.

«Господи, Боже мой, – думала Жоржетта, – она и правда истеричка – такой скорый перепад настроения это ненормально!»

– Я о музыке… – продолжала Шарлотта, тайком утирая слезы, – она же душу рвет на части. Кто ее написал?

Отвечать ей никто не спешил отчего-то – по-видимому мужчины, как и Жоржетта, не были осведомлены о композиторе. Тогда ответил Шарль:

– Люлли [21], – отозвался он, – это музыка из балета для струнных.

– Люлли… он, верно, посланник свыше – земной человек не может сочинять такую музыку. Словно ангелы плачут, вы не находите?

– Это скрипка, – снова ответил Шарль. – Ее звуки часто так действуют на тех, кто впервые ее услышал.

– И правда, я никогда прежде не слышала скрипки. Я играю на клавесине – и довольно недурно, как считают некоторые – но мне никогда не научиться так…

– Чарли, я куплю вам скрипку и найму учителя, – перебил ее барон, – через месяц вы будете играть не хуже.

Шарлотта больше не стала ничего говорить, только чуть повернула голову и взглянула на Шарля, наблюдавшего за очередной вспышкой.

От мадам де Руан не укрылось и то, что едва та отвернулась, чтобы в очередной раз утереть набежавшую слезу, Шарль перевел взгляд на лицо Шарлотты, озаренное светом фейерверка, и смотрел так долго, что Жоржетта сама смешалась и отвела взгляд – будто она только что вторглась во что-то глубоко личное и совершенно ей непонятное.

Когда закончился фейерверк Шарль и Жоржетта поспешили оставить господ де Виньи: вечер не закончился скандалом – уже хорошо. Жоржетта хотела поехать домой, но Шарль, понимая, что снова вызовет недовольство супруги, все же решил настоять:

– Мы не можем уехать, не поздоровавшись с герцогом! Это невежливо… Вы идете со мной?

– Нет уж, – наотрез отказалась она, – я слишком устала для еще одной встречи.

Поискав глазами, Жоржетта приметила свободное кресло у стены, где сидели пожилые не танцующие дамы, и направилась к нему, пока не заняли. Шарль не стал ее уговаривать: у него был разговор к герцогу и лучше бы, чтобы Жоржетта его не слышала.

К счастью, в этот раз он искал де Монтевиля недолго: тот, как ни в чем не бывало, спускался с лестницы, ведущей на балкон.

– О, Шарль, друг мой! – обрадовался ему герцог. – Как хорошо, что вы откликнулись на наше приглашение.

– Да-да, мы с супругой безмерно благодарны вам, но я хотел бы поговорить о другом…

В этот момент взгляд Шарля наткнулся на красивую блондинку, спускающуюся по той же лестнице, что и де Монтевиль. На губах ее блуждала самодовольная улыбка. В следующий момент Шарль вспомнил, что это мадемуазель де Жув – дочь его соседей в Аквитании. Как же тесен мир…

Лишь на мгновение ему показалось странным, что та, как и герцог, спускается со второго этажа, хотя все гости должны были смотреть фейерверк. Но, так как в его мыслях и без того был сумбур, задерживаться на персоне мадемуазель де Жув Шарль не стал.

– …сударь, – продолжил он, – я только хочу сказать вам, что тот человек – де Тресси – которого назвали убийцы, он здесь, в Лувре! – Шарль не мог не заметить, как напряглось лицо де Монтевиля при упоминании этого имени. – Я думаю, он занимает какое-то высокопоставленное место при Дворе. Вы же не можете оставить этого – де Тресси неспроста желает вашей смерти. А что, если он повторит попытку…

– Де Тресси – это мой кузен, – прерывая поток взволнованной речи Шарля, сказал де Монтевиль.

– О… – сконфузился Шарль, – я не знал. Тогда, должно быть, это все не мое дело…

– Нет, отчего же! Вы ввязались в ту драку, рисковали своей жизнью, так что вы имеете право знать. Де Тресси не просто родственник мне – мы росли вместе. Он рано остался сиротой, и мои родители воспитывали нас, как родных братьев. Это было очень давно, но тогда мне казалось, что мы не расстанемся никогда. Мы мечтали, как поедем в Париж, как устроимся на службу к королю, будем бок о бок командовать войсками в очередной войне с Испанией. Быть может, так все и было бы, если б не Жизель… Я знал, что де Тресси влюблен в нее. Но я же не виноват, что Жизель ответила взаимностью мне, а не ему?