– Я… этот господин, шевалье де Лоррен, казался таким галантным, обходительным и несчастным, он приглашал меня танцевать три или четыре раза, а потом предложил пройти в сад Тюильри полюбоваться маргаритками, которые ввозили сюда из провинции, где я родилась. Мы пришли сюда, а потом… Господи…

Она закрыла лицо руками, а герцог де Тресси поспешил ее утешить, так как терпеть не мог женских слез:

– Слава Богу, что я оказался поблизости, позвольте мне проводить вас. С кем вы прибыли на бал – с отцом или супругом?

– Да-да, я была бы вам очень признательна, – сказала девушка, живо поднимаясь со скамьи и поправляя платье. – Я здесь с секретарем моего супруга… поймите, я в Париже уже почти год, и все это время мой муж то в отъезде, то занят – я даже не была представлена ко Двору. Верно, и сегодня не стоило ехать, но у меня недавно был день рождения, и я уговорила мсье Госкара вывезти меня в Свет… Верно, это меня Бог наказал за непослушание.

– Вынужден сказать, что я солидарен с вашим супругом: Лувр вовсе не безопасное место для молоденькой женщины. А сад Тюильри и вовсе… Мой вам совет, сударыня, не верьте никому при Дворе. Жизнь научила меня, что даже друзья здесь предают. Могу я узнать ваше имя?

– Баронесса де Виньи, – молвила она. – Но лучше просто Шарлотта. В моей родной провинции все друг друга зовут по имени, у нас все по-простому.

– Де Виньи?! Так вы и есть та самая новоиспеченная супруга де Виньи, которую он уже год прячет от общества? Какая удача, что я вас встретил!…

Пораженный, герцог даже остановился и посмотрел на незнакомку как будто по-новому. Он и подумать не мог, что эта простушка с явным южным акцентом жена самого де Виньи! Это действительно удача, потому что де Виньи едва ли не единственный при Дворе, к кому у де Тресси до сих пор не было подходов: этот старый вояка кутить в кабаках давно уже перестал, а на лесть был не падок. В то время как де Тресси очень бы не помешал свой человек в посольстве Мадрида, где большую часть времени и трудился де Виньи.

Завести дружеские отношения с его женой было и впрямь большой удачей.

Ненавязчиво взяв баронессу под руку, де Тресси поспешно спросил:

– Вы обмолвились, что до сих пор не представлены ко Двору? Я бы с радостью помог вам в этом деле. Если вы желаете.

Баронесса тут же оживилась, что только укрепило де Тресси в мыслях, что с ней все будет очень просто:

– Скажите мне, где вы остановились, и я пришлю к вам гонца, как только получу добро на аудиенцию от Его Величества?

Разумеется, баронесса с радостью дала свое согласие.

Герцогиня де Монтевиль, вернувшись в Лувр, сразу направилась в покои мужа. Королевский дворец, а в особенности его обитателей – лживых, порочных, алчных придворных, любимым занятием которых было плести интриги, она переносила с трудом. Гораздо милее был ей Фонтенуа-ле-Шато, родовой замок ее мужа, окруженный просторными лугами и самым чудесным на свете воздухом. Замок, где она была единственной и полновластной хозяйкой. Ах, как было бы чудесно, если бы Филипп согласился оставить Двор и уехать туда…

Добравшись до комнат и не найдя возле двери лакеев, герцогиня сама постучала, прежде чем войти. Дверь открылась в то же мгновение.

– Дорогой, так больше не может продолжаться! – Мимо мужа проплыла герцогиня в его покои.

Муж – Филипп де Лебрен герцог де Монтевиль – не так давно покинул бал и еще не успел переодеться ко сну: только снял расшитый жемчугом жюстокор, оставшись в одной батистовой сорочке. Герцогиня невольно залюбовалась им, настолько ее любимый был хорош: тонкий, изящный, словно юноша, с небесного цвета глазами и светло-русыми волосами, завитыми и спускающимися на плечи мягкими волнами. «Мой ангел», – называла его герцогиня в минуты нежности.

Под стать супругу герцогиня была блондинкой с фарфорово-белой кожей и пикантной родинкой на щеке. При Дворе она считалась красавицей, недоступной – к сожалению многих – потому что все знали, сердце ее раз и навсегда отдано мужу.

Сам король не раз ставил идеалистический союз герцога и герцогини в пример своим подданным. Просто невозможно позволить де Тресси разрушить все своими нелепыми притязаниями!

– Ваш кузен, герцог де Тресси, – горячилась герцогиня, спешно пересекая гостиную, – позволяет себе слишком многое! Он преследовал меня сегодня в саду Тюильри – если так будет продолжаться и дальше, мне небезопасно будет покидать свои комнаты!… Позвольте, вы ждете кого-то?

Герцог во время ее пылкого монолога несколько раз оглядывался на дверь, ведущую в коридор. Но поспешил заверить супругу:

– Душа моя, разумеется, нет… Успокойтесь, прошу вас, и сядьте. – Герцог нежно взял ее руки в свои и помог устроиться в кресле напротив камина. – Поведение де Тресси переходит всякие границы – обещаю вам, что в ближайшее время я поговорю с ним и решу этот вопрос. Вы очень взволнованы, разрешите мне велеть лакею принести вам вина?

– Нет, ангел мой, – отмахнулась герцогиня, – мне не нужно вина. И я боюсь, что простым разговором вы ничего не добьетесь. – Она снова встала и, любовно заглядывая в глаза мужу, попросила: – Быть может, нам лучше уехать? В Фонтенуа-ле-Шато? Зажить свои двором, не зависеть больше от воли короля…

– Нет, душа моя, это исключено, – твердо сказа герцог и снова оглянулся на дверь. – Вам лучше пойти спать. Завтра, я уверен, вы поймете, что все не так уж плохо.

Герцогиня внезапно насторожилась. История с домогательствами де Тресси действительно отошла сейчас на второй план:

– Филипп, что происходит? Кто должен прийти к вам?

Герцог не нашелся, что ответить, и на несколько мгновений в апартаментах повисла тишина. Лицо мужа в этот момент было таким взволнованным и, пожалуй, даже виноватым, что герцогиня не знала, что и думать.

Только сейчас она заметила, что на всех столиках в гостиной вазы с цветами, а сама комната буквально окурена восточными благовониями – будто Филипп кого-то ждал. Женщину…

– Душа моя, я могу все объяснить вам…

Именно в этот момент в дверь постучали.

Герцогиня, не сводя с мужа рассеянного взгляда, сама пошла открывать, почти уверенная, что увидит сейчас первую куртизанку Лувра Франсуазу де Шомон, или эту выскочку Ирен де Сент-Поль, которая что только не вытворяла на сегодняшнем балу, чтобы обратить на себя внимание Филиппа!

– Заказ для Его Светлости, – на пороге стоял всего лишь придворный ювелир и держал в руках увесистый ларец.

– Филипп, здесь… – обернулась герцогиня к мужу, и тот, оттеснив ее, сам принял ларец.

– Душа моя, право, я не ждал, что вы придете так рано – рассчитывал сам навестить вас позже. – Герцогиня уже поняла свою ошибку, и от стыда, что она так плохо подумала о муже, ее щеки даже загорелись красным. Сейчас, когда Филипп откинул крышку ларца и дал ей рассмотреть гарнитур из серег и ожерелья, герцогиня могла только ахнуть от восторга. – Позвольте, я помогу вам.

Он, убрав ларец, сам застегнул на ее шее ожерелье. От герцогини не укрылось, как дрогнули его пальцы, когда коснулись ее кожи. Она все еще желанна для своего мужа – это очевидно.

И не взглянув на себя в зеркало, потому как глаза Филиппа говорили лучше всяких зеркал, Жизель опустилась на софу, увлекая за собой мужа и даря ему жаркий поцелуй.

– Душа моя, быть может, нам лучше пройти в спальню?

– Как вам будет угодно, мой ангел, – шепнула Жизель, когда супруг в порыве уже подхватил ее на руки, толкая ногой дверь спальни.

И в этот момент к ним снова постучали.

– Как не вовремя… Кто там? – снова разволновавшись, Филипп оставил супругу и метнулся к двери.

– Именем короля!… – Из-за плеча мужа Жизель видела, как у двери толпятся несколько людей в военной форме. Один из них протянул некую бумагу растерянному герцогу и решительно прошел в комнату. Увидев Жизель, он попытался изобразить вежливость – впрочем, не слишком удачно: – Мое имя Ксавье дю Пюррон, начальник Тайной службы при Его Величестве. Прошу прощения, сударыня, но нам велено обыскать комнаты всех приближенных к Его Величеству.