— Так ты веришь?.. — со слезами радости на глазах, воскликнула я.

— Да, Уна, верю. И очень хочу, чтобы его наконец нашли. Это событие крайне важно для всех нас. Мир изменится, когда каждый получит право выбирать, кем ему быть. Оставаться ли хищником, вернуться ли к семье. Знаешь, сколько из нас потеряло близких в результате случайного или навязанного обращения? Или те же малыши, вроде Хотара… Сколько таких волчат обречено на верную смерть. Дети-вампиры, лишенные детства. И все подобные хищники, как правило, обретают себя в лютой ненависти. К волкам ли, к людям, не важно. Их злоба безгранична и обращена ко всему миру, к обществу… Что-то я увлекся, — виновато поморщился Аскан, — В общем, ты веришь в Хотара, а я — в тебя, Уна. Примешь эту фанатичную белиберду за ответ?..

— Вполне, — с улыбкой кивнула я.

— Ну, вот и отлично, — умиротворенно улыбнулся мужчина, устало потягиваясь.

— Ладно, пойду я, дам тебе, наконец, отдохнуть, — поспешила оставить друга в покое, чтобы не утратить его доверия.

Солнце прогрело воздух. Я глубоко вдохнула, отчетливо улавливая запах весны. Теплые лучи лизали спину. Ветер переменился, стал немного прохладнее, но сильнее. Наполнил паруса. Прильнув к парапету, я щурилась на горизонт, ожидая вот-вот увидеть темную полоску суши. И тут впервые осознала, что мне будет не хватать всего этого. Треска канатов, топота матросов по палубе, запаха корабельной смолы, необыкновенно красивых рассветов и чарующих закатов, горизонта от края до края, россыпи звезд и молочной дымки вечернего тумана на черных волнах… «Я буду скучать. Хоть и думала, что возненавижу море… его нельзя не любить. Это удивительная стихия. Совершенно иной мир и иные законы. Да и на паруснике мне едва ли доведется еще когда-нибудь побывать!» — погружаясь в светлую меланхолию, думала я. Мысли об Элгаре постепенно переходили в разряд грустных, но далеких воспоминаний. Как пройденный этап, еще одно испытание на пути к заветной цели. «Да, неприятно, да обидно и даже больно… Но могло ведь быть гораздо хуже! Если б зашло чуть дальше, я уже никогда не смогла бы убедить себя, что „все, что ни делается — к лучшему“. А так… даже есть, чем гордиться. Я остановилась за шаг до пропасти. В конце концов… даже если бы все у нас было хорошо, и Эл не оказался бы двуличной тварью… У нас ничего бы не вышло. Разные миры, разные цели, характеры, приоритеты. Мне пришлось бы выбирать, уйти или остаться! И, вернувшись домой, я всю жизнь бы жалела о своем выборе. Гадала бы, чего лишилась, отказавшись от жизни с „принцем зверей“, считая, что променяла сказку на пустоту, одиночество и быт, обрекла себя на бесцветное существование в мире, где нет магии, и не бывает чудес!»

— Земля-а-а-а! — донесся до меня звонкий, радостный голос Хотара.

Я обернулась на крик. Мальчишка вскарабкался на ванты и перевесился через борт, увлеченно вглядываясь в горизонт. Вместо того чтоб искать глазами замеченную им сушу, я подлетела к вантам с обеспокоенным воплем:

— Хотар, осторожно!

Мальчишка глянул на меня с высоты, беспечно отмахнулся и вернул восторженный взор к темнеющей полоске впереди.

— Уна, гляди! Там Зо-гдаа-ания-а-а! — пропел он.

— Да вижу, вижу! Ты смотри, не свались оттуда!

— Не свалится, — уверенно ответил знакомый голос за него, — Я слежу.

Элгар больше не искал мой взгляд. Он смотрел, как и я, на Хотара. Когда я отступила назад, оборотень отметил мою брезгливость едва заметной, печальной улыбкой, но не проронил ни слова и не обернулся мне вслед. «Смирился?.. Что-то ты быстро… — вздохнула я, уже издалека наблюдая за мальчишками, — Или просто набираешься сил для нового наступления?..»

Земля на горизонте уже через полчаса стала видна даже моим, невооруженным глазом. Однако так и оставалась черной неровной лентой, вплоть до самого вечера. Несколько часов подряд мне казалось, что мы вовсе не движемся. И лишь на закате, когда я, растирая уставшие глаза, оторвала свой зад от бухты, чтобы в последний раз насладиться этим великолепным зрелищем, моему изнуренному взору открылся другой, по красоте ничуть не уступающий закату, пейзаж. По левому борту, примерно в полукилометре от нас, простиралось крутое каменистое побережье. Чуть дальше от берега стелился изумрудный ковер, в котором утопали черно-зеленые пушистые ели и ярко-рыжие сосны. В золотисто-багряных красках заката хвойный лес не казался мрачным. Скорее сказочным, таинственным, манящим! Густые тени, яркие лучи, пробивающиеся сквозь сонные, тяжелые лапы. Сочная молодая трава и гладкие, зализанные морем, валуны. Чуть дальше виднелся скалистый утес. Видимо, за ним и скрывался долгожданный порт, но пока еще не было видно ни единого признака цивилизации. Только природа, живописные и девственные места, горы, перевалы, песчаные бухты. Залитые солнцем гранитные площадки и пороги, расщелины. «Странно, что нигде не видно снега… — вдруг забеспокоилась я, — Это точно то место? Тот самый остров, куда я попала?..»

— Весна… В наших краях она наступает так быстро, — негромко прокомментировал Элгар за моей спиной, — Только подует Зюйд, в долине зацветает магнолия.

«Не припомню, чтоб тебя кто-то спрашивал…» — снисходительно скривившись, я обернулась, чтобы послать принца, вместе с его ностальгией, куда подальше. Внутри закипала злоба, кровь прилила к лицу… Но, едва увидев стоящего у парапета мужчину, я застыла, и раздражение схлынуло, словно на миг пала пелена ядовитого дурмана обиды. Высокий, широкоплечий Элгар скользил теплым, ласковым взглядом по побережью, подставив ветру лицо, как верному псу после долгой разлуки. Казалось, он вот-вот раскинет руки и нетерпеливо сорвется ему навстречу.

В серых глазах плескалось грустное счастье, гордость за красоту родного края, воспоминания и предвкушение встречи с ним. И в то же время хозяйский, внимательный прищур, строгий, тревожный. «А все ли здесь осталось, как прежде?»

Белоснежная, свежая рубашка, закатанные по локоть рукава, золотые локоны, окрашенные алыми лучами в медь… Я вздохнула, заставляя себя очнуться, и побрела прочь. Сердце сжималось в груди, но я нашла в себе силы не оборачиваться до самого бака. Там отвлеклась на Хотара, и стало немного полегче.

— Здо-рово, пр-авда? — тыча пальцем в сторону острова, заметил мальчишка.

Я кивнула, улыбаясь ему.

— Да. И наконец-то тепло. Скоро мы с тобой снова будем сидеть у костра и ночевать под открытым небом. И больше никакой сырости и крыс…

— Пфф… Дааа, — согласился Хотар, морща курносый нос, — К-гысы мег-рские, — прошипел он.

По палубе прошелся шум и топот, голоса скучающих без дела матросов стали громче и тревожнее. Мы с Хотаром поспешили подобраться ближе к капитанскому мостику, чтобы понять причину волнения пиратов. И вскоре заметили, что все как один глядят на поглощенный сумерками берег, но отнюдь не любуются видами.

— Вон они! Вон, вон! — гаркнул кто-то, свесившись с вант.

— Тво-ю-ма-ть… — негромко, но с чувством выругался Пастор, перемахивая через ограждение юта, и устремился к офицерским каютам, чтобы предупредить капитана.

Пробраться к борту сквозь толпу волков оказалось нереально, и я, не долго думая, взбежала на верхнюю палубу, пользуясь отсутствием боцмана. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и мне не сразу удалось различить что-либо необычное в сумерках, но вскоре я все же заметила быстро движущиеся тени и даже брызги. Вдоль по песчаной кромке, рассекая прибрежные волны, неслись всадники. Десяток, а то и больше. С криками, возбужденно размахивая мечами, они спешили к спящему форту, чтобы предупредить своих о прибытии незваных гостей.

Смеркалось. Остаток мятежного флота приблизился к нам, сбился в два нестройных ряда. Разноранговые суда замерли, покачиваясь на невысоких волнах, в ожидании решения командора. Вдалеке, в узкой гавани чернели голые мачты-кресты четырех торговых кораблей. Вдоль берега в хаотичном порядке выстроились невысокие домики, остроконечные башенки и пухлые купола. С такого расстояния мне было видно лишь смутные очертания города, неровные края одной большой тени. Скалистый остров будто бы обнимал портовую деревеньку, с обеих сторон обступив ее крутоватыми склонами. Вглубь острова рельеф так же шел на возвышение, но много плавнее, холмами и долинами. На пригорках расположились небольшие поместья. Но и они выглядели совершенно безжизненно, как и весь этот призрачный городок. Ни единого огонька, никакого движения.