— Все… — попыталась заговорить я, но из груди поднялся новый приступ, и я закашлялась, как «работник месяца» на рудниках, хрипло, со свистом и хлюпом, сплюнула на снег черную копоть. Отдавало почему-то под ребра, в левый бок. «Черт… Там же дырка!» — вспомнила, и будто сильнее заболело, острой пульсацией.

— Лежи, — за плечо остановил меня Брин, — Я сейчас…

Он поднимался с трудом, хмурясь от боли, стиснув зубы, но, не проронил ни звука. Только теперь я заметила темную рану у него на бедре. Чуть выше нее жгут из ремня. «Артерия?..» — кольнуло в сердце, но волк побрел к дороге уверенно, хоть и хромая. О собственном ранении я постаралась забыть и не смотреть, пока оно само о себе не напомнит. Решила без нужды не шевелиться. «Сейчас он вернется, и все будет хорошо. Мы поедем в лагерь… Ребята ведь мне помогут. Наверняка умеют обращаться с колотыми ранами. На войне даже дети учатся оказывать первую помощь… Дети?» — снова распахнув глаза, собиралась крикнуть Брину, рискуя вызвать приступ кашля, но не пришлось. Правую ладонь что-то несильно сжало. Я повернула голову. Рядом со мной, на коленях сидел чумазый, напуганный мальчишка, обеими руками вцепившись в меня, словно боялся, что я убегу, или исчезну, как маги.

Изорванная мешковатая рубашка, обгоревшие рукава, растрепанные короткие волосы непонятного цвета, курносый нос, худые щеки и большие глаза… Из-под темных бровей они глядели так осмысленно, будто ему не шесть и не семь, а все четырнадцать. Но бледные губы подрагивали, тревожа подбородок. Парень мужественно сдерживал слезы.

— Как ты?.. — шепнула я, сжимая его ладошку.

— Я… — растерялся он, кажется, не ожидая, что я заговорю, — Я бессме-гтный, — заявил он гордо, но все еще дрожащим голоском, чуть картавя — А ты?

— А я, к сожалению, нет… — грустно улыбнулась я, пытаясь приподняться. Ноющая боль снова стала пульсирующей, и я рухнула обратно, стукнувшись затылком о наст.

Брин наконец возвратился. Он где-то достал открытые сани и впряг в них каурого. Пока он меня перекладывал, я изо всех сил старалась терпеть и молчать, как он сам, но, едва мы тронулись, конь сорвался слишком резво, дернул, и я все же вскрикнула. Казалось, что меня чуть не разорвало пополам. Мальчишка сочувствующе хмурился, снова сжимая мою руку. Всю дорогу я глядела в спину Брина и думала, какое ценное качество для мужчины — молчаливость. Он не ругал меня, не расспрашивал. Просто спасал. Понимал, что мне сейчас вовсе не до объяснений. И сам не жаловался, не расслаблялся, сосредоточился на единственно важном сейчас — добраться до лагеря.

Чудовищная слабость, утомительная, не отпускающая боль. Когда сани въехали в лес, меня уже почти срубило. Сквозь пелену видела смутные очертания деревьев, темный покров веток… Повозка остановилась на поляне, а я погрузилась в блаженное, долгожданное небытие.

Очнулась мокрая от лихорадочного жара, чувствуя, как что-то прохладное приятно скользит по лицу. Открыла глаза. Мальчишка! Он сосредоточено отирал пот с моего лба. Справа горела масляная лампадка. Над нами — привычный и такой родной замшевый потолок кибитки. Вдохнув поглубже, я замерла, прислушиваясь к странному новому ощущению. По венам словно разливался алкоголь, покалывая, расслабляя мышцы горячими вспышками… В голове яснее, чем когда-либо. Но главное — никакой боли! Только страшная слабость, не болезненная, приятная истома. Я вернула внимание к мальчишке, встретилась с ним взглядом… Чистые, невинные, взволнованные глаза… ярко-алого цвета, как капиллярная кровь, кристальный, искрящийся цвет! По спине пробежал холодок. «Что за чудо-зверя я спасла?..»

— Ты чего? — обиженно буркнул мальчик, убирая компресс со лба.

— В смысле?.. — растерянно нахмурилась я.

— Т-гусиха! — захохотал надо мной ребенок, обличительно тыча пальцем.

— Ну извини, — улыбнулась я, заражаясь его весельем, — Я просто… недавно в этих краях и… такие, как ты, мне еще не встречались. А… кто ты?..

Мальчишка перестал смеяться и внимательно на меня посмотрел.

— Ты меня спасла… Забыла что ли?

— Ничего я не забывала. Точно помню, что познакомиться мы не успели, — шутливо нахмурилась я, и парень облегченно вздохнул.

— Хота-г, — гордо скартавил он, деловито протягивая мне ладошку.

— Хотар? — уточнила я, и, кажется, обидела его.

— Угу, — насупился мальчишка.

— Уна, — я приподнялась на локте и осторожно пожала его маленькую горячую руку.

Теперь я могла разглядеть свое аккуратно перебинтованное пузо. Блеклое розовое пятно на боку обозначило рану. Рубашка расстегнута до груди… «Очень галантно с их стороны» — порадовалась я. Хотар затих, внимательно разглядывая мое лицо.

— Ты ст-ганная… — заявил он.

Я пригляделась к парню и заметила, как он принюхивается.

— Да кто ж ты такой?.. — размышляя вслух, спросила я.

Но Хотар не успел мне ответить. Полог раздвинулся, и в кибитку заглянул Элгар. Бросив короткий взгляд на меня, он исподлобья уставился на мальчишку, и тот попятился в темный угол, отползая за мою спину.

— А ну, брысь! Я сказал тебе, не приближаться к ней! — грозно рявкнул Эл, плотно зашторил замшевый полог и присел возле меня, наконец перестав хмуриться, — Эй, как ты?.. — сочувственно шепнул он.

Мне так хотелось увидеть его, столько хотелось сказать… Но, после подобного обращения с Хотаром, во мне все это растворилось, ушло на задний план, уступая место возмущению.

— Нормально… Зачем ты так с ним? — тут же перевела тему я.

— Ты уверена, что уже в состоянии поговорить об ЭТОМ? — фыркнул Эл, указав в темноту.

Я растерянно захлопала ресницами, чувствуя, что готова вот-вот разреветься от такого его настроения. Я не понимала, в чем виновата, и чем заслужила такой его взгляд.

— Вижу, что нет. Отдыхай, Уна… — бросил Элгар, не глядя больше мне в глаза, и поспешил к выходу, — Следите за огнем. Мы отправляемся. Утром… поговорим, — он еще раз злобно зыркнул на мальчишку и исчез за занавесью.

Меня переполняли эмоции, но слабость все же скосила. Я прилегла с мыслью, что лишь отдохну пару минут, а потом вернусь к Хотару, позову его и успокою на счет Элгара. Но очнулась, по ощущениям, уже под утро. Распахнула слезящиеся от напряжения глаза… Темнота. Убаюкивающее покачивание саней, неспешно скользящих по лесной дороге.

— Хотар… — шепотом позвала я, — Ты тут?.. Эй…

В дальнем углу послышалась какая-то сонная возня, но никто не ответил. Я позвала снова, уже в голос. Прислушалась… Что-то отряхнулось, хлопая ушами, потянулось, выдохнуло, чихнуло…

— Тут, — еще через минуту отвечал мальчишка, — А ты чего не спишь, Уна?

— Извини, что разбудила, — вздохнула я, — Просто мне как-то не по себе, после слов Элгара. Не понимаю, почему он так взъелся на тебя…

— Твой па-гень вообще-то п-гав… — мрачно буркнул Хотар.

— Эл не мой парень, — с раздраженной улыбкой процедила я, — В чем же он прав?

Мальчишка, судя по звукам, завозился с лампадкой. Чем он чиркнул, я не успела заметить, но лампа ожила, и в кибитке снова стало светло. Хотар за пару часов нисколько не изменился. На меня по-прежнему глядели невинные алые глаза.

— Я уже п-гивык. Я не в обиде. И ты на него не злись, — серьезно насупился он, как маленький старичок.

— Да к чему привык то?! — не выдержала я, поднимаясь на локтях.

— К тому, что меня все дичатся.

Внимательно оглядывая Хотара, я нахмурилась, осуждая его самобичевание.

— А по-моему, ты вполне нормальный ребенок. Не слушай никого…

— Я не гр-ебенок! — еще мрачнее возразил он, — Я «вы-годок».

Я нервно сглотнула. Парень не выругался, он явно назвал свое «природное определение». И даже с грустной усмешкой, будто понимал и принимал сие «звание», как данность. Судорожно перебирая в голове все, что мне известно о людо-волчьих смешениях, я окончательно запуталась. По утверждению все той же Юми, такие союзы потомства не давали, по причине гибели женщин на стадии беременности. Отчего, я могла лишь догадываться, но, если честно, даже предполагать не хотелось.